5 марта 1953-го

В начале марта того года в Москве было объявлено о болезни Сталина. В газетах публиковались официальные сообщения – медицинские бюллетени. В нагромождении терминов разобраться было трудно, но становилось ясно, что дело идет к трагическому финалу. Одновременно стали распространяться слухи, что он будто отравлен соратниками…

Все началось с этого сообщения: «В ночь на второе марта у И.В. Сталина произошло кровоизлияние в мозг (в его левое полушарие) на почве гипертонической болезни и атеросклероза. В результате этого наступили паралич правой половины тела и стойкая потеря сознания. В первый же день болезни были обнаружены признаки расстройства дыхания вследствие нарушения функции нервных центров. Эти нарушения изо дня в день нарастали…»

Дочь Сталина Светлана Аллилуева в своей книге «Двадцать писем к другу» писала, что редко видела отца. Он был государственным человеком, скрытым от постороннего взора.

Просто так, без доклада к нему нельзя было прийти даже близким людям, приходилось сначала звонить «ответственному дежурному» из охраны. Тот говорил: «Есть движение», – это означало, что Сталин бодрствует. Или – «движения пока нет», то есть Сталин спит или просто отдыхает.

Впрочем, Светлана особенно не стремилась к нему. Отец, похоже, тоже не скучал по дочери. Хотя любил ее безмерно. Эти чувства отражены в его нежных письмах, когда она была еще хрупким созданием…

Настоящие размолвки начались, наверное, после того, как отец разрушил ее первую любовь: драматург Алексей Каплер был отправлен в лагерь – за то, что осмелился ухаживать за дочерью вождя.

Светлана выросла, отдалилась от отца. Он состарился, стал еще более раздражительным, да и возраст давил, сотрясали болезни. «Мне говорили: – «Ну, что ты не поедешь к отцу? – вспоминала Аллилуева. – Позвони, спроси; скажет – нельзя – попозже позвони, когда-нибудь он найдет время». Быть может, это справедливо. Быть может, я была слишком щепетильна. Но когда он отвечал мне злым, раздраженным голосом - «я занят» и бросал трубку телефона, то я после этого уже, целые месяцы, долго не могла собраться с духом и позвонить».

Последний раз Светлана приехала к отцу в день его рождения, последний, как позже окажется, 21 декабря 1952 года. Она отмечала, что он не курил – врачи запретили, и у него красный цвет лица (обычно он был бледен). Но, как всегда, маленькими глотками пил легкое грузинское вино. «Когда я уходила, отец отозвал меня в сторону, и дал мне деньги. Он стал делать так в последние годы, после реформы 1947 года, отменившей бесплатное содержание семей Политбюро».

По словам Аллилуевой, ее вызвали 2 марта на «ближнюю» дачу Сталина в Кунцево. «Я вышла, они (Хрущев и Булганин – В.Б.) взяли меня под руки. Лица обоих были заплаканы». Она решила, что отца уже нет, но ей сказали, что ночью был удар, он без сознания...

Февраль 1953-го. Согласно дневнику посещений Сталина, он активно принимает гостей. Как водится, они приходят в Кремль под покровом ночи – таков был распорядок вождя. Визиты – обычно короткие, порой 5-10-ти минутные – начинались после 22-х часов и продолжались до часу-двух ночи.

7 февраля Сталин принял посла Аргентины Леопольдо Браво. Беседа шла о развитии торговых отношений и культурных связей между двумя странами. Неожиданно Сталин спросил, как обстоят в Аргентине дела со спортом. Посол ответил, что очень развит футбол. И сказал, что Аргентина заинтересована в приезде своей футбольной команды в СССР и советской - в Аргентину.

Другим гостем Сталина был посол Индии Кришна Менон, прибывший в Кремль 17 февраля. По словам гостя, Сталин, несмотря на свои семьдесят три года, выглядел бодро. Во время беседы рисовал на листках блокнота волков и заметил, что крестьяне поступают мудро, уничтожая бешеных хищников. На кого он намекал?

Последняя запись в дневнике посещений живого и относительно здорового Сталина – именно 17 февраля. Кроме Менона, к нему приходили Хрущев, Маленков, Булганин и еще несколько человек. Больше записей не было, никто его до начала марта не посещал. Почему? Может, все-таки заболел, слег, не хотел никого видеть? Но 28 февраля Сталин, по словам известного разведчика, генерала Павла Судоплатова, побывал в Большом театре на балете «Лебединое озеро». В тот же день, по некоторым данным, Сталин побывал и в Кремле, но не для работы, а чтобы посмотреть какой-то американский фильм. И пригласил на ужин своих соратников. На свой последний ужин…

Что в это время происходило в стране? Шло следствие по делу «врачей вредителей». У подследственных выбивали признания, приговор готовился самый жестокий, должный потрясти весь мир.

13 февраля «Правда» с прискорбием извещает о кончине известного идеолога, экс-главного редактора «Правды» и бывшего начальника Главного политуправления Льва Мехлиса. По официальной версии, он скончался от болезни сердца на 65-м году жизни.

Через четыре дня центральные газеты сообщают о другой смерти – генерала Петра Косынкина. На вид он был здоровяком, да и было ему едва за сорок. В некрологе не указывалась должность, на самом деле он служил комендантом Кремля. И был человеком, преданным Сталину.

Проходит немного времени, и исчезает секретарь Сталина Александр Поскребышев. Но он жив, хотя арестован и препровожден на Лубянку. Вождь лишается еще одного своего надежного человека…

С начала марта к Сталину снова зачастили гости. Идут чередой Берия, Ворошилов, Каганович, Хрущев, Булганин. Но вождь уже не может принять соратников, поговорить, как в былые времена, по душам, угостить – он лежит без сознания.

Гости с напряженным вниманием вглядываются в его неподвижное, бледное лицо. Он дышит тяжело, с хрипом. Иногда Сталин на мгновение приходит в сознание, но потом снова проваливается в темную бездну.

«В большом зале, где лежал отец, толпилась масса народу, – вспоминала Аллилуева. – Незнакомые врачи, впервые увидевшие больного (академик В.Н. Виноградов, много лет наблюдавший отца, сидел в тюрьме) ужасно суетились вокруг. Ставили пиявки на затылок и шею, снимали кардиограммы, делали рентген легких, медсестра беспрестанно делала какие-то уколы, один из врачей беспрерывно записывал в журнал ход болезни. Все делалось, как надо. Все суетились, спасая жизнь, которую нельзя было уже спасти...»

Аллилуева писала про страшную агонию, душившую отца у всех на глазах. В какой-то момент он вдруг открыл глаза и посмотрел на всех, стоящих у изголовья. Это был «ужасный взгляд, то ли безумный, то ли гневный»…

Народ постепенно готовили к смерти вождя. Медицинские бюллетени нагнетали тоску, усиливали гнетущее ощущение: «…Наибольшие изменения наблюдались со стороны дыхательной функции: участились явления периодического дыхания с длительными паузами (дыхание Чейн-Стокса). В связи с этим ухудшилось состояние кровообращения и увеличилась степень кислородной недостаточности».

И так – несколько дней. Все гадали, что это дыхание такое неведомое – Чейн-Стокса? Одни врачи недоуменно пожимали плечами, другие – опускали глаза. А вечером 5 марта по радио начали транслировать печальные мелодии и прозвучало правительственное сообщение, потрясшее всю страну.

Светлана безмолвствовала, убитая горем. Сын Сталина Василий, напротив, пил, шумел, проклинал врачей и кричал, что отца убили. Он не только скорбел, он ощущал уже недалекие перемены в своей благополучной жизни. Так и произошло – генерал был разжалован, унижен, растоптан и упрятан в тюрьму.

Москва погрузилась в скорбную тишину. Приспущенные флаги, безмолвные и рыдающие люди. Густая людская толпа устремляется к Дому Союзов, на фронтоне которого огромный портрет Сталина в обрамлении красно-черного крепа. Газеты выходят с жирными черными рамками и громадными портретами почившего вождя.

Многие жители СССР были уверены, что без Сталина нормальная жизнь просто невозможна. «О смерти Сталина было объявлено 5 марта, – вспоминал академик Андрей Сахаров. – Однако, по-видимому, общепризнанно, что смерть Сталина наступила раньше и скрывалась несколько дней. Это было потрясающее событие. Все понимали, что что-то вскоре изменится, но никто не знал – в какую сторону. Опасались худшего (хотя что могло быть хуже?..).

Поэты словно вступили в соревнование – кто с наибольшей скорбью и трагичностью отзовется на уход вождя. Едва ли не каждый из именитых советских стихотворцев счел своим долгом заявить о своей неизбывной тоске. Ольга Берггольц сочинила такие строки: «Обливается сердце кровью. / Наш родимый! Наш дорогой! / Обхватив твое изголовье, / Плачет Родина над тобой...»

Александр Твардовский изрек: «В этот час величайшей печали / Я тех слов не найду, / Чтоб они до конца выражали / Всенародную нашу беду. / Всенародную нашу потерю, / О которой мы плачем сейчас. / Но я в мудрую партию верю – / В ней опора для нас!»

В один день со Сталиным умер известный композитор Сергей Прокофьев. На сорок минут позже вождя и по той же причине – от кровоизлияния в мозг. Похоронить его оказалось трудной задачей. Родственники и друзья композитора с трудом достали хвойный венок, обманув работников ритуальной службы – мол, на похороны вождя. Другие цветы – комнатные, принесли из квартир и поставили у гроба композитора прямо в глиняных горшках…

«Медицинское заключение говорило о лейкоцитах, о коллапсе, о мерцательной аритмии, - писал Илья Эренбург в своих мемуарах «Люди, годы, жизнь. - А мы давно забыли, что Сталин — человек. Он превратился во всемогущего и таинственного бога. И вот бог умер от кровоизлияния в мозг. Это казалось невероятным… Траурный митинг писателей состоялся в Театре киноактера на улице Воровского. Все были подавленны, растерянны, говорили сбивчиво, как будто это не опытные литераторы, а математики или землекопы, впервые выступающие на собрании…»

Через несколько недель на экраны вышел цветной документальный фильм «Великое прощание». Можно по-разному относиться к Сталину, но нельзя не признать, что лента производит сильное впечатление.

Закадровый текст, написанный поэтом Алексеем Сурковым и прочитанный с великим чувством скорби диктором Алексеем Хмарой, трогал до глубины души: «Тысячи венков, живые цветы. Они запечатлели в себе глубокое чувство любви трудящихся к отцу народного счастья… Люди не могут сдержать слез, прощаясь с тем, чье имя для каждого несовместимо с мыслью о смерти... Неисчерпаемую силу гения отдал Сталин трудящимся людям. Эти руки (в кадре: крупно – мертвые руки) не знали отдыха. В неустанном труде, во имя народного счастья…»

Сталин лежал в гробу в Колонном зале. Мимо него шли люди – одни молча, другие, не в силах сдержать слез. А в это время невдалеке от места прощания начиналось столпотворение. Вырваться из многотысячной толпы было уже невозможно – повсюду были цепи милиционеров, солдат, грузовики. Морозный воздух разрывали душераздирающие вопли, стенания, хруст костей. Словно Сталин не хотел уходить один, а норовил захватить с собой в мир иной несколько сотен несчастных, которые его чтили и боготворили… аПросто так, без доклада к нему нельзя было прийти даже близким людям, приходилось сначала звонить «ответственному дежурному» из охраны. Тот говорил: «Есть движение», – это означало, что Сталин бодрствует. Или – «движения пока нет», то есть Сталин спит или просто отдыхает.