Сотня-пересмешница. «Голодные игры» и юбилей двух революций

Уважаемые читатели!

О громких русских кинопремьерах к 100-летию русской революции нам пока ничего не известно. Скорее всего, их и не будет.

Если суммировать причины — то у отечественных кинодеятелей в готовом виде на эту тему имеются лишь два шаблона. Первый — старинный, чёрно-белый, героический, со штурмом ворот Зимнего и неудержимым Лениным на броневике.

Второй – пост-перестроечный, в жанре французской булки: на идиллическую царскую Россию дам с собачками сваливается из ниоткуда пьяная матросня и давай всех рубить.

Экранизировать заново «Ленина в октябре» никто не станет, потому что на это нет ни госзаказа сверху, ни моды в самой творческой среде. А плакать о французской булке граждане в кино не ходят, что доказано десятками экспериментов.

В результате творцы не знают, что снимать о русской революции. Они даже не уверены, велено ли снимать о ней вообще, и уж точно не имеют представления о ней сами. Поэтому Леонардо ДиКаприо, вот уже десять лет согласный сыграть Ленина, — сидит без роли.

…И поэтому, вероятно, единственным фильмом к 100-летию революции у нас останется «Голодные игры. Сойка-Пересмешница. Часть 2».

Если вам интересно, какое отношение данное произведение имеет к нашему 1917-му (а также к нашему 1991-му и киевскому 2014-му), — давайте об этом поговорим.

Конечно, фантазийный мир Панема и Российская Империя столетней давности не одно и то же. Подростковая антиутопия — не историко-политическая аналитика. История девушки Китнисс, которая просто хотела, чтоб её оставили в покое, — не байопик революционного матроса.

Но кое-какие банальные истины о природе революций вообще «Голодные игры» нам всё-таки напоминают.

Первая банальность. Критики ругают «Игры» за то, что там имперская власть ведёт себя по-идиотски. Вместо того, чтобы подтягивать покорённые провинции до уровня метрополии — летает над ними на бомбардировщиках, насылает чуть что штурмовиков и вдобавок ежегодно вытаскивает из каждой провинции по паре человек, чтоб они убивали друг друга в огромном технологизированном колизее.

Но штука вся в том, что перед революцией власти всегда ведут себя по-идиотски. Очень глупо, судя по результатам, вёл себя король Людовик, так и не сумевший провести «революцию сверху», прогнувшийся под аристократию и оставшийся без денег в казне. Очень глупо вёл себя шах персидский, устроивший в Иране режим проамериканского террора с давлением на духовенство, охотой на оппозицию и отстрелом демонстраций на фоне растущей безработицы. Не проявил себя гениальным стратегом последний русский царь, с грустью констатировавший в конце февраля 1917-го, что его предала его собственная элита. А хитрые комбинации последнего генсека КПСС, приведшие к буржуазной революции 1991-го, памятны лично всем нашим соотечественникам старше 35 лет.

Вторая банальность. Организаторами и спонсорами революции в «Голодных играх» оказываются (внезапно) представители элиты из Капитолия. Так, собственно, и бывает: при революциях первыми, кто хватает власть, становятся те, кто при прежнем режиме был к ней наиболее близок. Первую волну французской революции оседлал маркиз Лафайет, первым премьером революционного правительства в России стал князь Львов, Россию пост-горбачёвскую и глубоко антикоммунистическую возглавил кандидат в члены политбюро ЦК КПСС Борис Николаевич Ельцин. Наконец, известная «революция гидности» в г. Киеве привела во власть тучу экс-премьеров и экс-министров.

Третья банальность. Революция – всегда шоу. Будь то взятие Бастилии, или штурм Зимнего, или баррикады 1991-го, или Майдан 2014-го. Там всегда есть место «снайперам на крыше», невинным жертвам, стрим-видео с места событий (в конце XVIII столетия стримерами работали свежие прокламации, но суть та же) и небесным сотням (они же трибуты в терминологии «Голодных игр»). Одним из первых решений Временного правительства была установка мемориала жертвам февральской революции на Марсовом поле в Петрограде.

Четвёртая банальность. Герои революции редко удерживают взятую власть — хотя процесс их вымарывания из реальности занимает порой десятилетия. В «Голодных играх» президент Койн недолго побыла президентом. Лафайета выкинули из власти и даже из Франции, Робеспьера и Дантона гильотинировали. Судьба вождей февраля 1917-го общеизвестна. Герои Октября вместе с главным революционным матросом П. Дыбенко в массе своей не пережили 38-й год. Коммунисты Ирана, сыгравшие серьёзную роль в обрушении монархии, спустя три года после революции попали под чистки, преследования, казни и, наконец, под полный запрет. Виднейшие демократы 1991-го сегодня — маргиналы с 2-3% поддержки населения, сидящие очень далеко от власти.

И, наконец, последнее. Революция заканчивается только тогда, когда изменяется государственный строй и жизненный уклад граждан (не обязательно к лучшему, главное – само принципиальное изменение). Случились ли такие перемены в мире «Голодных игр» – кинофильм умалчивает. Во Франции это произошло после массового и многолетнего кровопролития. Это произошло в России по итогам Гражданской войны и сталинских пятилеток, это случилось в Иране и даже в России 90-х.

Но в блокбастерах про это не показывают.

Виктор Мараховский