Горькое эхо войны. Мой дед, Николай Тихонович

Поистине радость со слезами на глазах... С детства я знала, что мой дед по отцу, Тихон Дмитриевич, воевал с первых дней войны и пропал без вести. Мой папа, Николай Тихонович, до последнего дня своей жизни был уверен, что его отец погиб в 1943 году на Курской дуге. Так до недавнего времени считали и мы, его дети и внуки.

Фотографию дедушки я видела над кроватью бабушки в Майкопе, куда мы с сестрой приезжали почти каждый школьный год на каникулы. Из рассказов бабушки я знала, что семья её мужа жила на Украине в Белоцерковском районе и владела мельницей, где трудились три брата (вместе с Тихоном) и две сестры. И хотя наёмных работников на мельнице не было, семью моего деда в 1930 году записали в кулаки и в начале лета 1930 года выгнали из родного дома в чём были, мельницу национализировали, а всю живность, по-видимому, раздали беднякам.

Очень тяжёлым был этот путь через полстраны, бабушка была почти на сносях. Семья осела в Казахстане, в г. Уральске, где в ноябре 1930-го года и родился мой папа. Оттуда и мой дед в июне 1941-го и был призван на фронт... А в августе родился его последний, шестой ребенок, мальчик, наш дядя Витя, так никогда и не увидевший своего отца.

И вот год назад мы получили эту горькую весть из прошлого: двоюродный брат прислал опубликованные материалы поисковиков-следопытов Белоруссии. Оказывается, мой дед сложил голову в феврале 1944-го года, под д. Шапуры Октябрьского сельсовета, где-то в Витебской области, почти на границе с Польшей.

Пока искала его Имя среди огромного количества похороненных в Братской могиле за № 4420, тряслись руки, и вот он... да, это он. Почему я так рыдала, увидев родную фамилию среди погибших? То ли от сочувствия моему папе, недавно умершему и так и не узнавшему судьбы отца, то ли вспоминая, как бабушка говорила, что без вести пропавший - это не погибший, и всю жизнь была верна своему Тихону, то ли от обиды за моего деда и за всё то перебитое поколение мужиков, не узнавших ни своих детей, ни внуков...