Жребий генерала Павлова: Что погубило в 1941-м героя испанской войны

Легко швырять камни в расстрелянного военачальника: командующий Западным особым военным округом, а потом Западным фронтом генерал армии Павлов не предусмотрел того-то, не развернул то-то, не придал значение тому-то, не сделал, не понял…

Но вот мнение бывшего начальника Генерального штаба РККА (в 1940 – 1941 гг.), заместителя народного комиссара обороны СССР по боевой подготовке Маршала Советского Союза К. Мерецкова:

«В некоторых современных изданиях встречаются порой замечания, как будто бы те танкисты, которые сражались в Испании, не критически переносили боевой опыт в СССР. В частности, они якобы отрицали самостоятельную роль танковых войск и уверяли, что танки могут лишь сопровождать пехоту. Особенно часто упоминается в этой связи имя Д.Г. Павлова.

Мне хочется защитить здесь его имя. Нападки эти напрасны, а их авторы ставят вопрос с ног на голову. В действительности дело обстояло как раз наоборот. Павлов справедливо доказывал, что… роль танковых войск растет с каждым днем; значит, нам необходимо создавать новые танки, более мощные и более подвижные. Фактически этот тезис и был претворен в жизнь, ибо за него ратовала сама же жизнь. Танки Т-34 и другие, прославившие себя в годы Великой Отечественной войны, являлись ничем иным, как мечтой Д.Г. Павлова, воплощенной в металл. Отсюда видно, сколь неправильно переносить его критические замечания, сделанные по устаревшей технике, на принципы использования танковых войск».

А вот как вспоминал о нем Н.С. Хрущев. «В 1940 году я приехал в Харьков посмотреть на испытания танка Т-34. Этот танк испытывал сам командующий бронетанковыми войсками Красной армии Павлов. Это человек прославленный, герой испанской войны. Там он выделился как боевой танкист, бесстрашный человек, умеющий владеть танком. В результате этого Сталин назначил его командующим бронетанковыми войсками. Я любовался, как он на этом танке буквально летал по болотам и пескам…».

Мерецков мог судить о Павлове с высоты своего немалого поста — начальника Генерального штаба. «Командуя в течение года самым большим военным округом, он очень многое успел сделать для повышения его боеготовности.

Известно, что еще в феврале 1941 года Павлов обращался к вышестоящему командованию с просьбой о выделении средств на приведение западного театра военных действий “в действительно оборонительное состояние путем создания ряда оборонительных полос на глубину 200 – 300 километров”, а за несколько дней до начала войны — просил разрешения занять полевые укрепления вдоль границы.

Нельзя забывать и том, что западное направление не расценивалось Сталиным как направление главного удара вермахта. Между тем наиболее мощные, массированные удары немецкие войска предприняли именно на этом направлении».

Павлова же Сталин выбрал в качестве показательной жертвы, поскольку потери в его войсках оказались наиболее ощутимыми. И не забыл, видимо, что он тоже был в числе тех, кто высказывал свое возмущение в связи с массовыми репрессиями 1937–38 годов…

Скорое и неправое следствие обвиняло Павлова в трусости и бездеятельности. Но насчет трусости — это очевидный блеф. В Испании Павлов не раз водил свои танки в атаку лично, рискуя головой, жизнью. И здесь, в штабе фронта, не выдержав глухого молчания с передовой, он сел в машину и помчался в Барановичи, навстречу полной и опасной неизвестности. Только окрик из Москвы – «ваше место в Минске!» – вернул его с полпути.

Несправедливо обвинять его в растерянности и оттого в бездеятельности. А что бы делал любой другой на его месте в те дни, когда вокруг глухая неизвестность, а достоверно лишь то, что вермахт прорывается семимильными шагами на восток? Нет информации, нет связи, нет управления…

И все же, даже в этих условиях Павлов ставил четкие задачи своим армиям и корпусам – действовал! Другое дело, что его распоряжения не доходили до окруженных штабов. Но ведь растерявшийся полководец просто сидел бы, тупо глядя в пол… Выходит, что не было ни предательства, ни трусости, ни бездействия.

Для уточнения действительного положения дел, контроля и оказания помощи по личному указанию Сталина к Павлову прибыли заместители наркома обороны СССР маршалы Б. Шапошников и Г. Кулик. Но даже представители Центра не сумели разобраться во всё ухудшавшейся фронтовой обстановке.

Тем не менее «бездеятельный» Павлов отдал приказ «сосредоточенными ударами войск Западного и Северо-Западного фронтов окружить и уничтожить Сувалковскую группировку противника». Другое дело, что в сложившейся обстановке выполнить этот приказ было нельзя.

На мой взгляд, вина Павлова в том, что обладая опытом командования всего лишь танковой бригадой, он согласился принять назначение на пост командующего Западным особым военным округом. Все равно что фельдшеру предложили стать главным врачом многопрофильной клиники, а он взял и согласился. Вот о таких и говорят: «не по Сеньке шапка».

Да, у него был фронтовой опыт командования соединением — испанская война. Такой опыт дорогого стоит, но этого недостаточно, чтобы руководить, командовать войсками сразу четырех армий (4-й, 3-й, 10-й, 13-й).

Честный, исполнительный служака. Боялся пропустить слово из указаний московского начальства.

Главной проблемой Западного фронта была не связь, а «окно» в полосе Северо-Западного фронта, через которое к Минску прорвалась 3-я танковая группа Германа Гота. Против самого слабого советского военного округа немцами были задействованы значительные силы, в том числе две танковые группы. Без труда сокрушив оборонявшие границу части 8-й и 11-й армий, немецкие танковые группы глубоко вклинились в построение советских войск в Прибалтике. 4-я танковая группа двинулась на север, в направлении Ленинграда, а 3-я танковая группа развернулась на восток и юго-восток и из полосы Северо-Западного фронта вторглась в тыл Западного фронта Д.Г. Павлова. Даже если бы связь между штабом Западного фронта и подчиненными ему армиями была идеальной, предотвратить прорыв 3-й танковой группы Павлов уже не мог.

Кто же распахнул это «окно» перед немцами? Кто распахнул, тот и главный виновник падения Минска. Это пока, увы, безымянный генерал из Генерального штаба, который еще до войны принял роковое и совершенно головотяпское решение преобразовать литовскую армию в 29-й территориальный стрелковый корпус РККА.

Посчитали, что достаточно сменить литовских офицеров на советских, и оловянные солдатики замаршируют под новые медные трубы. Даже мундиры и каски немецкого фасона не сменили, только новые знаки различия прикрепили... Сэкономили! На деле вышло все наоборот. В огненном июне 41-го бывшее войско литовское либо рассеялось по домам, либо, перебив советских командиров, повернуло штыки против Красной армии, широко открыв вермахту путь на Минск.

На вопрос следователя: «Кто виновник прорыва на Западном фронте?» Павлов ответил так, и это было правдой:

«...Основной причиной быстрого продвижения немецких войск на нашу территорию являлось явное превосходство авиации и танков противника. Кроме этого, на левый фланг Кузнецовым (Прибалтийский особый военный округ) поставлены литовские части, которые воевать не хотели. После первого нажима на левое крыло прибалтов литовские части перестреляли своих командиров и разбежались. Это дало возможность немецким танковым частям нанести мне удар с Вильнюса...».

Следователь: «А в чем ваша персональная вина в прорыве фронта?».

Павлов: «Я предпринял все меры для того, чтобы предотвратить прорыв немецких войск. Виновным себя в создавшемся на фронте положении не считаю...».

И Павлов душой не кривит — он сделал все, что мог, чтобы остановить или хотя бы приостановить прорыв танковых колонн. Оперативную пустоту он заполнял всем, что было под рукой: бросил против них тяжелые бомбардировщики ТБ-3, бросил без истребительного прикрытия – на верную погибель. И они гибли, пылая, врезались в скопления боевых машин врага. Там, под Радошковичами, были угроблены многие бесценные дальние бомбардировщики ТБ-3. Но, когда в твое окно влезает бандит, ты будешь швырять в него всем, что окажется под рукой, даже хрустальными вазами, не задумываясь об их стоимости. Жизнь дороже. Вот и летал 207-й дальнебомбардировочный полк без прикрытия истребителями, воюя с танковыми колоннами.

Пронзительный снимок: лётчики 207-го дальнебомбардировочного авиационного полка. В центре лейтенант Н.В. Воробьев. 26.06.1941 года он был участником боя над Радошковичами. С того задания на аэродром из звена вернулся лишь один самолёт – лейтенанта Никанора Воробьева. 2 февраля 1942 года лейтенант Воробьев со своим экипажем не вернулся из боевого вылета. Место падения самолета не найдено до сих пор. Смотришь в глаза этих людей, и не можешь отвести взгляд. Всё на их лицах: и решимость рвануться в очередной бой, и тревога за Родину и грусть прощания... Так и хочется сказать им: «Простите нас, ребята!».

Сталин был потрясен скоропалительной сдачей Минска, и этот гнев, этот аффект решил судьбу комфронта — расстрелять!

Павлов и его сотоварищи по несчастью пали, прикрывая своими телами Главную Ставку, ее авторитет, ее дальнейшую правомочность в глазах народа руководить войной.

«Государственный Комитет Обороны одобряет мероприятия по аресту... и приветствует эти мероприятия, как один из верных способов оздоровления фронта. 6 июля 1941 г. И. Сталин».

Известный военный юрист Вячеслав Звягинцев утверждает:

«Сталин всегда считал наиболее эффективным средством управления жесткие репрессии, вселявшие в других чувство страха. А в этом случае он к тому же пытался снять таким образом с себя ответственность за неподготовленность страны и армии к войне. Делал это, поскольку прекрасно осознавал, что несоизмеримо большая вина за трагедию первых дней войны лежит не на Павлове и других расстрелянных генералах, а на высшем руководстве страны.

Вслед за Сталиным его окружение уверяло всех и вся в непобедимости РККА, призывало не паниковать, не провоцировать Гитлера. Несмотря на многочисленные донесения наших разведчиков и перебежчиков, категорически запрещалось предпринимать какие-либо шаги по повышению боеспособности частей…».

Как сказал поэт:

…Но за всеобщего отца
Мы оказались все в ответе,
И длится суд десятилетий,
И не видать ещё конца.
(А. Твардовский)

Мог ли Павлов за восемь дней, отпущенных ему судьбой на командование Западным фронтом, переломить обстановку? Ее потом пытались переломить в течение трех лет. И переломили только после Курской дуги.

Павлов был хороший организатор и безукоризненный исполнитель, обладавший к тому же реальным боевым опытом в ожесточенной испанской войне. Именно такой человек — лично преданный ему, организатор и исполнитель, нужен был вождю во главе Западного Особого военного округа. Он не видел, да и не собирался видеть в нем стратега. Стратегом был он сам. Направление было настолько важным, что всеми военными делами в Белоруссии управляли из Москвы, а не из Минска.

Поэтому нельзя судить о полководческих качествах Павлова — он просто не успел их проявить, не успел показать себя в искусстве управления войсками. Да и никто из тогдашних генералов и маршалов, окажись они в ситуации Павлова, не смог бы управлять армиями и корпусами в условиях всеобщего хаоса и неразберихи, в условиях полного господства немецкой авиации в воздухе и стремительного продвижения танковых клиньев на земле. Невозможно управлять самолетом, если перебиты тяги ко всем рулям и к тому же все приборы на приборной доске либо врут, либо молчат. Павлов оказался именно в таком отчаянном положении пилота практически неуправляемого самолета.

Танки, как известно, грязи не боятся, но обливать грязью танкистов, право не стоит…
Разумеется, и Павлов несет долю своей вины за летний разгром Западного фронта. Но только долю. И генералы на других фронтах, с такой же и даже большей долей вины, стали к концу войны маршалами Победы. Павлову же выпал иной жребий…

Не так давно земляки генерала Павлова попросили переназвать их деревню – в Павлово. Там же поставили и памятник ему.

Николай Черкашин