Как разрушали СССР: Новоогарёвский процесс

Всесоюзный мартовский референдум 1991 года показал удивительные результаты.

Удивительные потому, что проводился он в условиях тотального дефицита. Полки продуктовых и промтоварных магазинов были пусты. Затеянное накануне (в конце января) министром финансов СССР Валентином Павловым изъятие банкнот самого крупного достоинства с обменом их в три дня на купюры нового образца опустошило и карманы граждан.

День ото дня росли безработица и преступность…

Под ногами шедших 17 марта на участки для голосования шелестели неубранные с осени листья напополам с листовками националистов, непримиримых сторонников автономизации.

По странному стечению обстоятельств, гражданам каждой из союзных республик всеми возможными способами настойчиво вбивалась в голову мысль, что стоит перестать «кормить Москву», как они сразу же превратятся в подобие Франции или Швейцарии. Хотя на самом деле та же Украинская ССР, «житница страны», получала из центра помощи на сумму порядка 6 миллиардов долларов в год. Но об этом крикуны-провокаторы, понятно, молчали.

А граждан РСФСР упорно убеждали в том, что если отказаться от нахлебников в лице союзных республик, то обновлённая Россия взлетит по качеству жизни чуть ли не на первое место в рейтинге государств мира.

К «сэкономленным» украинским миллиардам добавьте белорусские, казахские, киргизские и прочие и поделите на количество населения Российской Федерации: да чуть ли не каждый выходил в этом случае если не в миллионеры, то, во всяком случае, превращался в держателя крупного состояния.

При этом следует иметь в виду, что Всесоюзный референдум 17 марта 1991 года был отнюдь не опросом с целью выяснить мнение жителей страны, которое можно учитывать или нет.

Он проводился на основании Закона СССР от 27 декабря 1990 года, подписанного президентом Михаилом Горбачёвым и принятого Съездом народных депутатов СССР, статья 29 которого гласила: «Решение, принятое путем референдума СССР, является окончательным, имеет обязательную силу на всей территории СССР и может быть отменено или изменено только путем референдума».

В полном соответствии с духом и буквой этого закона в своём интервью для Центрального телевидения Председатель Верховного Совета СССР Анатолий Лукьянов заявил о «проведении итогов референдума в жизнь».

Были, однако, и другие заявленные мнения: газета «КоммерсантЪ», к примеру, вышла с заголовком «Референдум прошёл. И плебисцит с ним…», демонстрируя пренебрежение нарождающейся буржуазии, живущей иными интересами, к судьбе собственной страны.

Важно понимать, что референдум 1991 года проходил на фоне так называемого парада суверенитетов, начало которому было положено ещё 16 ноября 1988 года, когда Верховный Совет Эстонской ССР принял Декларацию о суверенитете Эстонии, установившей верховенство республиканского законодательства над союзным.

6 мая 1989 года примеру соседки последовала Литовская ССР, 28 июля 1989 года – Латвийская и пошло-поехало… «Парад» неизбежно повлёк за собой «войну законов», республиканских с общесоюзными.

Правовая вакханалия властно охватывала державу.

Но кое-какие общесоюзные законы кое-как ещё работали.

Примером тому служит и запуск во исполнение закона СССР «О референдуме..» так называемого Новоогарёвского процесса: процедуры подготовки нового союзного договора, начавшейся в апреле 1991 года.

Наименование он получил по названию президентской резиденции Михаила Горбачёва Ново-Огарёво под Москвой.

Проходил по формуле «9+1» (9 союзных республик: Российская Федеративная, Азербайджанская, Белорусская, Казахская, Киргизская, Таджикская, Туркменская Узбекская и Украинская. А также союзный центр «как самостоятельный участник дискуссий».

Первое заседание состоялось 23 апреля, что, по словам Михаила Горбачёва, явилось важным шагом «к зарождению новоогарёвского процесса, позволившего реализовать курс на „центризм“».

Его главный оппонент Борис Ельцин в своих воспоминаниях постфактум напрочь отрицает веру Горбачёва в успех этих переговоров и объясняет их исключительно надеждой Михаила Сергеевича, «загнанного в угол», выиграть за их счёт время.

Вопрос о том, кто пытался выиграть время и для чего, остаётся открытым, ибо, по словам советника президента СССР Георгия Шахназарова, «новоогарёвский» период явился, с одной стороны, «пиком противостояния» Горбачёва и Ельцина (с чем трудно не согласиться), а с другой – «высшей точкой их сотрудничества» (во что не верится вовсе).

Поскольку накануне, 4 апреля, Ельцин обратился к съезду народных депутатов РСФСР с требованием наделить чрезвычайными полномочиями Верховный Совет и его председателя, то есть его самого. На следующий день съезд эти полномочия ему предоставил.

Далее, 25 апреля, парламентарии одобрили российские законы «О президенте РСФСР» и «О выборах президента РСФСР», а уже 10 июля 1991 года Борис Николаевич реализовал своё право быть избранным на эту должность.

И отнюдь не для того, чтобы делиться властью с Михаилом Сергеевичем, который оказывался попросту лишним, хотя понимание этого придёт к нему лишь пять месяцев спустя, когда он будет стоять перед опечатанной дверью своего кремлёвского кабинета, откуда были выброшены в коридор его вещи.

Параллельно с Новоогарёвским шли другие процессы.

В последний день марта помощник президента СССР Анатолий Черняев записал в своём дневнике: «Объехал всю Москву начиная с Марьиной Рощи: на булочных либо замки, либо ужасающая абсолютная пустота. Такого Москва не видела, наверно, за всю историю – даже в самые голодные годы…»

Со вторника, 2 апреля, стартовала реформа розничных цен, которая по замыслу должна была уменьшить дефицит товаров, вздорожавших в среднем на 60% и дальше продолжавших неуклонно расти в цене.

За пельмени, скажем, в марте брали 1 рубль 53 копейки, а в апреле – 4, 40; за килограмм полукопчёной колбасы – вместо 8, 43 – 19, 12; за говядину с костями – не 3,35, как раньше, а 7, 90. «По некоторым категориям товаров рост пяти- семи- десятикратный», писал аналитик.

В ответ на подорожание всего и вся вспыхивали протесты. Бастовали шахтёры Донецка, Кузбасса, Кировска, Воркуты.

В знак солидарности с ними выходили на улицы городов железнодорожники и металлурги.

Стотысячным митингом началась в Минске 10 апреля забастовка сразу на 64 предприятиях. В Киев она, как огонь лесного пожара, перебросилась через неделю. Политическая стачка в поддержку шахтеров Донбасса была объявлена общегородской.

Звучали требования национализации имущества компартии. Компартии, генеральным секретарём которой оставался Михаил Горбачёв, вот уже год как занимавший пост президента СССР, что взаимно обесценивало его авторитет в обоих сферах – и государственной, и партийной.

Новоогарёвский процесс чётко делится на две фазы.

Первая – 23 апреля – 23 мая – представляла собой «доверительную встречу с руководителями союзных республик», когда шло обсуждение общих вопросов.

Вторая стартовала 24 мая, когда состоялось первое заседание под председательством Михаила Горбачёва, это была работа так называемого Подготовительного комитета по практической подготовке нового Союзного договора. Его подписание было намечено на 20 августа 1991 года.

По сути своей эти периоды мало чем отличались один от другого. Шла маловразумительная болтовня о возможности и принципах объединения, притом что каждый (а в этой работе приняли участие также председатели верховных советов 17 автономных республик) требовал себе как можно больше «суверенитета» и как можно меньше передачи прав «центру».

Горбачёв со своей командой поступал ровно наоборот: по его предложениям республики получали прав даже меньше, чем по действовавшей Конституции СССР. Данные противоречия невозможно было разрешить, ибо вошедшие во вкус республики-«суверены» не желали поступаться ничем, прикрываясь «волей своего Верховного Совета» (из выступления Леонида Кравчука, поддержанного Исламом Каримовым от Узбекской ССР, и некоторыми другими).

Даже название новообразуемого государства оставалось дискуссионным: старались сохранить аббревиатуру «СССР», с тем же содержанием или новым, например «Союз Советских Суверенных Республик».

Однако против «республик» решительно возражал Борис Ельцин, категорически настаивавший на «государствах». И со свойственной ему энергией свой вариант он продавил.

В общем итоге «Новоогарёвская гора» родила мышь, причём дохлую.

Тем не менее проект договора «О Союзе Суверенных Государств» 19 июня 1991 года был направлен в верховные советы союзных республик, а 27 июня с учётом полученных замечаний и поправок опубликован в «Правде».

На эту публикацию последовала масса крайне критических отзывов. Суть уловила «Литературная газета»: в её номере за 19 июля сей документ был назван «...актом легализации развала Советского Союза».

«Шлифовка» его продолжалась, хотя ничего принципиально нового внести не удалось. Окончательный вариант союзного договора был парафирован 23 июля всеми участниками Новоогарёвского процесса (кроме президента РСФСР Бориса Ельцина) и вновь опубликован в центральных газетах.

Но оставалась масса расхождений во взглядах участников встречи по самым принципиальным вопросам, в первую очередь о союзной собственности и налогах, однопалатном или двухпалатном устройстве парламента и очень многом другом. Некоторые автономии, к примеру, не хотели входить в состав Союза в составе своей союзной республики, а желали быть представленными напрямую, о чём заявил, в частности, президент Татарстана Минтимер Шаймиев, только что (12 июня) занявший этот пост. Все разногласия предполагалось разрешать в текущем порядке, путём обсуждения в «суверенных» парламентах с последующим утверждением в общесоюзном.

Процесс закладывался, что называется, «на века».

В последний момент название государства опять поменяли: с ССГ («Союз Суверенных государств», как оно и ушло в печать), на СССР («Союз Советских Суверенных Республик»). И этим положили явный камень преткновения к подписанию договора президентом Российской Федерации Борисом Ельциным, категорически стоявшим за «ССГ».

Окончательное, торжественное подписание договора предполагалось ступенчатое: первыми должны были поставить свои подписи на документе представители РСФСР, Казахской и Узбекской ССР (20 августа), Белорусской ССР – 3 сентября, Азербайджанской и Таджикской ССР – 17 сентября, Туркменской и Киргизской ССР – 1 октября. Леонид Кравчук пообещал, что Украинская ССР подпишет договор 22 октября (с оговоркой: «возможно»). С такой же степенью вероятности и примерно тогда же обещали «подписаться» Армянская и Молдавская ССР.

Августовский путч, случившийся 18 – 21 августа, поломал все эти планы.

Те, что стояли в конце списка подписантов, первыми и дёрнули прочь из СССР, объявив независимость: Армения – 23 августа, Украина – 24-го. Дольше всех продержалась в Советском Союзе Туркменская ССР – до 27 октября, 67-й годовщины образования республики.

Но и после подавления выступления ГКЧП, и «освобождения» из мнимого «форосского плена» Горбачёв продолжил свою затею: лепить союзное государство, теперь уже в форме конфедерации.

Это был третий, заключительный этап Новоогарёвского процесса, точку в котором поставило подписание 8 декабря 1991 года главами трёх союзных республик Беловежского соглашения, где было заявлено о прекращении существования СССР.

Соглашением объявлялось и о создании СНГ как межгосударственной организации.

Однако это уже совсем другая история.

Тихомир Павлов