Украинизация: как и зачем большевики наладили массовое производство «украинцев»

Украинизация проводилась и будет проводиться самыми

решительными мерами… Тот, кто это не понимает или не хочет понимать,

не может не рассматриваться правительством как контрреволюционер и

сознательный либо несознательный враг советской власти.

Н. Скрыпник
Благодаря неиссякаемой энергии «свидомых» идеологов и пропагандистов в нашем обществе устоялся миф о том, что коммунистический режим был лютым врагом украинства и «Украины». Украинская сознательная интеллигенция с пеной у рта без устали вещает о преступлениях Ленина и Сталина против «украинського народу». И эта наглая ложь, пожалуй, является наиболее несправедливой в арсенале «свидомых».

Несправедливость её заключается в том, что без Ленина и Сталина, без советской власти и «национальной политики» большевиков никогда бы не появились ни «украинцы», ни «Украина» в том виде, в каком мы их знаем. Именно большевицкий режим и его вожди создали из Юго-Западного края России «Украину», а из её населения – «украинцев». Именно они потом добавили к этому новообразованию территории никогда не принадлежавшие ни Малой Руси, ни Гетманату, ни Юго-Западному краю.

Зачем большевики создали «украинцев»

При всей ненависти «свидомых» галичан к «совъетам» они должны были бы признать, что без Сталина Галиция еще в начале прошлого века осталась бы разорванной между Польшей, Венгрией и Румынией, а про «украинцев» Прикарпатья и Закарпатья сейчас вряд ли бы вообще кто-то вспомнил, учитывая ассимиляционные таланты наших западных соседей.

Натужная искусственность проекта «Ukraina» в те годы была очевидна для многих деятелей коммунистического движения. Уже тогда Ленина предупреждали о том, что его эксперименты с нациостроительством и заигрывание с недобитыми опереточными националистами имперских окраин рано или поздно приведут к беде. Очень чётко в этом смысле проговаривался т. н. «украинский вопрос».

Однако Ленин игнорировал эти предупреждения. И не только из-за своей так называемой «политики национального самоопределения». Украинского народа-то как раз на момент революции и не существовало. Была лишь юго-западная ветвь русской этнической группы и ничтожная кучка «свидомых» малорусских и галицийских интеллигентов, никогда не выражавших интересы простых людей. И Ленин был прекрасно информирован об этом. Он активно интересовался политической обстановкой в Малороссии тех лет.

Вот какую историю он поведал 30 января 1917 года в своём письме И. Арманд, услышанную им от бежавшего из германского плена солдата: «Пробыл год в немецком плену... в лагере из 27 000 чел. украинцев. Немцы составляют лагеря по нациям и всеми силами откалывают их от России. Украинцам подослали ловких лекторов из Галиции. Результаты? Только-де 2 000 были за «самостийность»… Остальные-де впадали в ярость при мысли об отделении от России и переходе к немцам или австрийцам.

Факт знаменательный! Не верить нельзя. 27 000 – число большое. Год – срок большой. Условия для галицийской пропаганды – архиблагоприятные. И всё же близость к великорусам брала верх!» [1].

То есть уже в 1917 году Ленин прекрасно понимал всю абсурдность, искусственность и надуманность «нации украинцев». Понимал, кто эту «нацию» создал и для чего. Но, тем не менее, сознательно продолжил польско-австрийско-немецкое дело по выведению из русских Юго-Западной Руси «украинцев».

Вот что, например, написала Роза Люксембург, обвинившая Ленина в создании искусственного «народа» и сознательном расчленении России:

«Украинский национализм в России был совсем иным, чем, скажем, чешский, польский или финский, не более чем простой причудой, кривлянием нескольких десятков мелкобуржуазных интеллигентиков, без каких либо корней в экономике, политике или духовной сфере страны, без всякой исторической традиции, ибо Украина никогда не была ни нацией, ни государством, без всякой национальной культуры, если не считать реакционно-романтических стихотворений Шевченко. […]

И такую смехотворную штуку нескольких университетских профессоров и студентов Ленин и его товарищи раздули искусственно в политический фактор своей доктринерской агитацией за «право на самоопределение вплоть» и т. д.» [2].

Люксембург была политиком-реалистом и прекрасно понимала, что такое «Украина», но она, очевидно, не знала, что у большевиков, поляков и взращенных ими «украинцев» было два общих свойства, ставящих их на одну позицию в отношении «украинского вопроса». Это очень важные свойства их ментальности – страх и ненависть.

ОНИ ОДИНАКОВО СИЛЬНО БОЯЛИСЬ И НЕНАВИДЕЛИ РОССИЮ И ВСЁ РУССКОЕ.

В данном вопросе у них доминировало очень мощное иррациональное начало. Интернациональная, скажем так, верхушка РСДРП(б), в которой русских надо было еще поискать, не могла себе позволить сохранить государствообразующее этническое ядро Российской империи.

По их мнению, в коммунистическом раю ни русский народ, ни русская культура не должны были доминировать. Для них русский народ являлся народом-угнетателем, русское государство – государством-поработителем, а русская культура – «русским великодержавным шовинизмом». Не зря нерусская, верхушка большевиков последовательно и тотально уничтожала всё русское и всех носителей русскости.

Когда в революционные годы речь шла о «классовой ненависти», подогреваемой большевицкими агитаторами, то на самом деле имелась в виду ненависть ко всему русскому, так как именно высшие социальные слои России были её носителями. Чтобы поставить под сомнение существование русскости и, соответственно, России, необходимо было просто истребить правящую элиту, истребить дворянство. Что, собственно, и произошло.

А простой народ на тот момент в своем духовно-психологическом развитии ещё не достиг уровня чёткой национальной и уж тем более культурной идентичности. Народ очень плохо понимал, где «свой» и «чужой». Именно потому сладкоголосые комиссары-инородцы были ему ближе русских дворян, а разговоры о том, что во всём виноваты «господа», стимулировали народный энтузиазм красного террора. Большевики мастерски использовали недоразвитость крестьянского сознания в своей пропаганде.

В итоге они смогли превратить значительную часть народа в бунтующего хама, и натравить этого хама на русскую правящую элиту. Естественно, что расколотый народ устоять не смог. Когда же православная церковь и православная вера – последние оплоты русскости оказались под репрессивно-террористическим ударом нового режима, у советской власти появилась реальная духовно-психологическая возможность создания «советского человека», а у правящей «свидомойи» верхушки УССР появилась возможность создания региональной разновидности «советского человека» – «украинца».

Как писал уже в эмиграции историк Николай Ульянов: «Еще до октябрьского переворота революционные партии сбросили Россию со счетов, уже тогда ей противопоставлено было новое божество – революция. После же захвата власти большевиками, Россия и русское имя попали в число запретных слов. Запрет продолжался, как известно, до середины 30-х годов.

Первые семнадцать-восемнадцать лет были годами беспощадного истребления русской культурной элиты, уничтожения исторических памятников и памятников искусства, искоренения научных дисциплин, вроде философии, психологии, византиноведения, изъятия из университетского и школьного преподавания русской истории, замененной историей революционного движения. Не было в нашей стране дотоле таких издевательств надо всем носившим русское имя. Если потом, перед второй мировой войной, его реабилитировали, то с нескрываемой целью советизации. «Национальное по форме, социалистическое по содержанию» – таков был лозунг обнажавший хитроумный замысел.

Приспособляя к России всеми силами австро-марксистскую схему, большевики «постигли» все национальные вопросы за исключением русского. Точка зрения некоторых публицистов, вроде П. Б. Струве, видевших в «русских» «творимую нацию», nation in the making, как называли себя американцы, была им чужда и непонятна. Руководствуясь этнографическим принципом формирования СССР и сочинив украинскую и белорусскую нации, им ничего не оставалось, как сочинить и великорусскую.

Они игнорировали тот факт, что великорусы, белорусы, украинцы – это еще не нации и во всяком случае, не культуры, они лишь обещают стать культурами в неопределенном будущем. Тем не менее, с легким сердцем приносится им в жертву развитая, исторически сложившаяся русская культура. Картина ее гибели – одна из самых драматических страниц нашей истории. Это победа полян, древлян, вятичей и радимичей над Русью» [3].

Россию большевики вообще не брали в расчёт. Они даже власть в ней захватывали не для того, что бы затем осчастливить русских коммунизмом, а для того, что бы использовать её как расходный материал в разжигании мировой революции. Осенью 1917 года, Ленин прямо сказал: «Дело не в России, на нее, господа хорошие, мне наплевать, – это только этап, через который мы проходим к мировой революции…» [4].

Большевикам нужны были материальные и людские ресурсы империи для революционного похода в Европу. Ради осуществления их мессианских целей они были готовы пожертвовать как русским народом, так и страной в целом. С их точки зрения, русские были слишком дикими, примитивными и неполноценными для построения коммунизма, но, используя их как некий гигантский рычаг, можно было перевернуть Европу, дабы направить её просвещенные и культурные народы на путь построения коммунистического общества.

Чтобы разрушить Россию и на её обломках захватить власть, РСДРП(б) была готова делать всё что угодно, не останавливаясь ни перед чем. В 1914 году её вожди с естественной лёгкостью иуды вступили в сговор с её врагом – кайзеровской Германией. В своих мемуарах генерал Людендорф написал: «Отправлением в Россию Ленина наше правительство возложило на себя особую ответственность. С военной точки зрения его проезд через Германию имел своё оправдание: Россия должна была рухнуть в пропасть» [5]. Точно так же считали и большевики.

В Париже, в 1922 году была издана книга «История большевизма в России от возникновения до захвата власти (1883-1903-1917)». Особый интерес она представляла тем, что была написана бывшим жандармским генералом Александром Ивановичем Спиридовичем, на основе тех документов, которые были добыты российскими спецслужбами в процессе борьбы с РСДРП(б). Вот как он описал ситуацию сотрудничества большевиков с немцами в деле разрушения России:

«Ленин был одним из тех, которые были убеждены, что война неизбежна и что при поражении России она поведёт за собою большие внутренние потрясения, которые могут быть использованы в целях революции, для свержения монархии. Победа же России понималась как укрепление самодержавия и, следовательно, провал всех революционных вожделений. Естественно, что Ленин очень хотел поражения России.

Учитывая же, сколь важно для Германии получить в своё распоряжение всё, что так или иначе будет содействовать разгрому России, Ленин решил использовать благоприятный момент в целях добытия денежных средств на свою революционную работу, решил войти в соглашение с Германией относительно совместной борьбы против России.

Он отправился в июне того [1914 – А.В.] года в Берлин и сделал личное предложение германскому Министерству иностранных дел работать для него в целях разложения русской армии и поднятия беспорядков в тылу. На свою работу против России Ленин требовал больших денежных сумм. Министерство отвергло первое предложение Ленина, что не помешало ему сделать вторичное предложение, которое так же было отвергнуто. Тогда на помощь Ленину пришёл служивший Германии в качестве политического агента социал-демократ Гельфант, известный под именем Парвуса.

Под непосредственным влиянием Парвуса, информировавшего немцев о действительной сущности большевизма, о его деятелях и их моральной пригодности для выполнения изменнического предложения, германское правительство поняло всю выгоду ленинского плана и решило им воспользоваться. В июле Ленин был вызван в Берлин, где им совместно с представителями Германского правительства был выработан план действий тыловой войны против России и Франции [6]. Немедленно после объявления войны Ленину должны были выплатить 70 миллионов марок, после чего дальнейшие суммы должны были поступать в его распоряжение по мере надобности. Ленин обязывался направить против России находившийся в его руках партийный аппарат с его центральными органами.

Такова была обстановка, при которой оторвавшийся давно от России, забывший в своём интернационализме, что такое родина и её интересы, русский дворянин Ульянов-Ленин пошёл на государственную измену. С этого момента РСДРП в лице её большевистских организаций и её центральных органов, в лице многих отдельных партийных работников становится орудием германского Генерального штаба, приводимым в действие Лениным с группой его ближайших друзей» [7].

Ненависть к России, русскому народу, а также стремление к их уничтожению объединяло в начале XX века «свидомых украйинцив» и большевиков. В этом смысле они были близнецами-братьями. Более того, их поддерживала и направляла одна и та же сила, противостоявшая Российской империи в смертельной борьбе – кайзеровская Германия.

Начиная с 1914 года, у Союза освобождения Украины (СОУ), возглавляемого Д. Донцовым, так и РСДРП(б), возглавляемой В. Лениным, был общий иностранный источник финансирования – немецкое Министерство иностранных дел и Генеральный штаб. Общим у них был и немецкий куратор – Израиль Гельфанд (Парвус), учитель и вдохновитель Льва Троцкого. Еще, будучи в США, на вопрос как там поживает его наставник, будущий создатель РККА ответил предельно лаконично: «наживает двенадцатый миллион».

Сейчас крайне интересно выглядит тот факт, что 28 декабря 1914 года, один из вождей СОУ М. Меленевский, написал В. Ленину письмо, в котором предложил последнему крепкий союз в общем деле уничтожения России, и захвата на её руинах власти. «Дорогой Владимир Ильич! – с удивительной нежностью обратился он к вождю русского пролетариата. - Очень рад, что могу передать Вам свой лучший привет.

В эти времена, когда подул такой всеобщий истинно русский ветер по московским губерниям - Ваше и Вашей группы выступления со старыми революционными лозунгами и Ваше верное понимание совершающихся событий заставило я меня и моих товарищей поверить, что не все оподлено в России и что есть элементы и группы, с которыми и нам, украинским с.-д. и революционным укр. демократам, можно и следует связаться и при взаимной поддержке продолжать старое наше великое революционное дело.

Союз Освобождения Украины, куда вошли как автономная и полноправная группа и мы, спілчане и другие украинские с.-д. элементы, является в настоящий момент истинно демократической организацией, преследующей своей целью захват власти на Украине и проведение тех реформ, за которые массы народные боролась всё время у нас (конфискации в пользу народа помещичьих в других земель, полная демократизация политических и других учреждений, Учредительное Собрание для Украины).

Союз наш действует и сейчас как ядро будущего украинского правительства, оттягивая к себе все живые силы и борясь с собственной украинской реакцией. Мы уверены, что наши стремления встретят с Вашей стороны полное сочувствие. И если так, то мы были бы очень рады вступить с большевиками в более тесные сношения. Мы были бы тоже чрезвычайно рады, если б и русские революционные силы, во главе с Вашей группой поставили перед собой аналогичные задачи вплоть до стремления и подготовки захвата власти в русский части России.

Среди украинского населения чрезвычайный национально-революционный подъем, в особенности среди галицких украинцев и украинцев Америки. Это способствовало поступлению в наш Союз крупных пожертвований, это же помогло нам организовать прекрасно всякую технику и т.д. Если бы мы с Вами столковались для совместных действий, то мы охотно оказали б Вам всякую материальную и другую помощь.

Если Вы захотите вступить немедленно в официальные переговоры, то телеграфируйте мне кратко... а я сообщу нашему комитету, чтобы он немедленно делегировал к Вам специальное лицо для этих переговоров... Как поживаете, как себя чувствуете? Буду очень благодарен, если будете высылать на мой Софийский адрес все Ваши издания. Лучший привет Надежде Константиновне. Жму крепко руку. Ваш Басок» [8].

После прочтения данного послания у Владимира Ильича началась истерика. Он тут же, в присутствии курьера настрочил гневный ответ своим нежеланным товарищам по общему делу уничтожения России, в котором категорически заявил, что не собирается вступать ни в какие сношения с наймитами империализма, резко отметая какое либо сотрудничество с СОУ. Безусловно, что для М. Меленевского и Д. Донцова (бывшего марксиста), данная реакция была неожиданной, так как они прекрасно знали, что большевики получают деньги от немцев точно так же как и они.

Ленин же хорошо понимал, что малейший намёк на его связь с СОУ бросит тень на его революционную репутацию и вскроет факт его сотрудничества с Германией. Тем более что грузинские социал-демократы, к которым с аналогичным предложением о сотрудничестве обратились галицийские «свидоми», устроили публичный скандал, официально заявив, что предложение СОУ отвергают, «как предложение такой организации, которая действует при материальной поддержке и покровительстве Гогенцоллернов и Габсбургов и их братьев» [9].

Из вышеприведённых фактов не сложно понять, что как СОУ, так и РСДРП(б) обладали антирусской природой, стремясь к уничтожению России. Разница между ними была лишь в том, что в отличие от полувиртуального Союза освобождения Украины, большевики являлись сильной, сплочённой организацией, реально боровшаяся с Россией не на жизнь, а на смерть. И в этой борьбе для них все средства были хороши.

Таким образом, инородческая ненависть ко всему русскому, а также принципиальный интернационализм революции, не позволяющий сохранить русское этническое ядро империи, заставили большевиков видеть во всём русском чуть ли не главную опасность для себя. Именно поэтому русский этнический монолит был разрезан по живому на три части и объявлен «тремя братскими народами». Уж слишком велик и могуч был русский колосс. Тут-то как раз и пригодилась польская идеология «двух отдельных народов», особого украинского языка и самостоятельной культуры. Вот и получается, что сама идея создания «украинцев» и «Украины», иными словами Руси антирусской, была рождена творческим гением поляков, её рабочий прототип сконструирован австрийцами и германцами в Восточной Галиции, но превратил её в масштабную реальность Ленин и Сталин.

Как большевики создавали «украинцев»

В 1921 году, выступая на X съезде партии, Иосиф Виссарионович Сталин подчеркнул, что «если в городах Украины до сих пор еще преобладают русские элементы, то с течением времени эти города будут неизбежно украинизированы» [10]. И это было серьезное заявление. В апреле 1923 г. XII съезд РКП(б) объявил «коренизацию» курсом партии в национальном вопросе, а в том же месяце на VII конференции КП(б)У было заявлено о начале политики «украинизации». Украинские ЦИК и Совнарком сразу же оформили данное решении соответствующими декретами.

Коммунистам практически из ничего пришлось создавать украинскую «нацию», украинский «язык», украинское «государство», украинскую «культуру» и т. п. Украинизация Малой Руси была тотальной. Украинизировалось всё – госучреждения, делопроизводство, школы, вузы, пресса, театры и т. п. Не желавшие украинизироваться или не сдавшие экзамены по украинскому языку увольнялись без права получения пособия по безработице. Всякий, кто был уличен в «отрицательном отношении к украинизации», рассматривался как контрреволюционер и враг советской власти.

Чистке по критерию «национальнойи свидомости» подвергся аппарат государственного управления. Борьба с неграмотностью проводилась на украинском языке. Существовали обязательные для всех курсы по изучению украинского языка и культуры. Процесс украинизации постоянно контролировала тьма разнообразных комиссий. Вся мощь партийного аппарата и государственной машины обрушилась на «несвидомэ насэлэння», которое должно было в кратчайшие сроки стать «украйинською нациею».

Не зря Грушевский, вернувшись в советскую Украину, с восторгом писал одному из своих соратников, что «я тут, несмотря на все недостатки, чувствую себя в Украинской Республике, которую мы начали строить в 1917 году» [11]. Еще бы! Ведь, например, два таких ярых фанатика украинизации, как Николай Хвылевой и Николай Скрыпник, в прошлом занимали руководящие посты в ВЧК и принимали непосредственное участие в карательных акциях против врагов революции. Неудивительно, что их методы украинизации по своей сути были чекистскими. Хорошо, что хоть никого не расстреливали за нежелание сменить национальную идентичность, как это делали австрийцы в Галиции.

Здесь возникает закономерный вопрос: а каким образом на коммунистическую украинизацию реагировал простой малорусский мужик? Ведь по версии «свидомых» идеологов, малорусский народ тысячелетиями бредил обо всём украинском. Украинизация должна была стать для них чуть ли не божьей благодатью, осуществлением их заветной мечты стать украинцем, свободно разговаривать на родном украинском языке, наслаждаться украинской культурой.

Однако реальность 20-х годов прошлого века была иной. Радости от украинизации как и сейчас жители новоиспечённой Украины не испытывали. Становиться украинцами не хотели. Разговаривать на украинском языке не желали. Украинской культурой не интересовались. Украинизация вызывала у них в лучшем случае раздражение, в худшем – резкое неприятие и неприязнь.

Вот как описывал народные настроения 1918 года «свидомый» украинизатор от КП(б)У, нарком просвещения УССР Затонский: «Широкие украинские массы относились с… презрением к Украине. Почему это так было? Потому что тогда украинцы [в смысле украинофилы – А.В.] были с немцами, потому что тянулась Украина от Киева аж до империалистического Берлина. Не только рабочие, но и крестьяне, украинские крестьяне не терпели тогда «украинцев» (мы через делегацию Раковского в Киеве получали протоколы крестьянских собраний, протоколы в большинстве были с печатью сельского старосты и все на них расписывались – вот видите, какая чудесная конспирация была). В этих протоколах крестьяне писали нам: мы все чувствуем себя русскими и ненавидим немцев и украинцев и просим РСФСР, чтобы она присоединила нас к себе» [12].

Большевики ломали в 20-х малороссов через колено, стремясь путем т. н. «коренизации» переделать их из русских в «украинцев». Однако народ оказывал упорное, хотя и пассивное, сопротивление украинизации. Имел место откровенный саботаж решений партии и правительства. В связи с этим партийных вождей просто «плющило» от злости. «Презренный шкурнический тип малоросса, который… бравирует своим безразличным отношением ко всему украинскому и готов всегда оплевать его» [13], – гневно сокрушался в те годы на заседании ЦК КП(б)У Шумский.

Не менее энергично высказывался в своем дневнике и партийный деятель Ефремов: «Нужно, чтобы сгинуло это рабское поколение, которое привыкло только «хохла изображать», а не органично чувствовать себя украинцами» [14]. Несмотря на эти пожелания пламенного большевика-ленинца, малороссы не «згинули» и не почувствовали себя органично «украинцами», хоть эта этнонимическая кличка и закрепилась за ними в годы сталинизма. Как оказалось, русский дух не так-то просто задушить. Для этого явно не хватало массового террора и концентрационных лагерей по австрийскому образцу.

Прекрасно понимая всю сложность задачи по украинизации русского населения бывшего Юго-Западного края, Сталин мудро указывал своим партийным товарищам на те ошибки, которые они допускали в процессе создания «украинцев». Так, в апреле 1926 года он пишет Лазарю Кагановичу и другим членам ЦК КП(б)У письмо, в котором говорится следующее: «Верно, что целый ряд коммунистов на Украине не понимает смысла и значения этого движения и потому не принимает мер для овладения им.

Верно, что нужно произвести перелом в кадрах наших партийных и советских работников, все еще проникнутых духом иронии и скептицизма в вопросе об украинской культуре и украинской общественности. Верно, что надо тщательно подбирать и создавать кадры людей, способных овладеть новым движением на Украине. Все это верно. Но т. Шумский допускает при этом по крайней мере две серьезные ошибки.

Во-первых, он смешивает украинизацию нашего партийного и советского аппаратов с украинизацией пролетариата. Можно и нужно украинизировать, соблюдая при этом известный темп, наши партийный, государственный и иные аппараты, обслуживающие население. Но нельзя украинизировать сверху пролетариат. Нельзя заставить русские рабочие массы отказаться от русского языка и русской культуры и признать своей культурой и своим языком украинский. Это противоречит принципу свободного развития национальностей.

Это была бы не национальная свобода, а своеобразная форма национального гнета. Несомненно, что состав украинского пролетариата будет меняться по мере промышленного развития Украины, по мере притока в промышленность из окрестных деревень украинских рабочих. Несомненно, что состав украинского пролетариата будет украинизироваться, так же как состав пролетариата, скажем, в Латвии и Венгрии, имевший одно время немецкий характер, стал потом латышизироваться и мадъяризироваться.

Но это процесс длительный, стихийный, естественный. Пытаться заменить этот стихийный процесс насильственной украинизацией пролетариата сверху — значит проводить утопическую и вредную политику, способную вызвать в неукраинских слоях пролетариата на Украине антиукраинский шовинизм» [15].

Несложно понять по этому письму, что украинизация Малороссии шла очень тяжело. Простой народ сопротивлялся, как мог, а местная «свидома» партийная верхушка, отчаявшись добиться поставленной цели, активно использовала насильственные формы украинизации. Из-за этого народ роптал, а авторитет партии в его глазах падал. Сталин это прекрасно понимал, предостерегая от перегибов.

Большие проблемы возникали у украинских коммунистов и с кадрами, которые были бы способны на должном уровне осуществлять украинизацию русского населения бывшей Малороссии. В Москве даже были вынуждены рекомендовать местным партийным органам привлекать к работе бывших политических оппонентов из числа «свидомых» в качестве «спецов» по украинизации (наподобие того, как в гражданскую войну привлекались офицеры и чиновники Российской империи).

Данная рекомендация была не случайна. Большевики-малорусы, победившие в военно-политическом противостоянии Центральную Раду, Гетманат и Директорию, были неспособны самостоятельно трансформировать Юго-Западный край России в «Украину», а её русское население в «украинцев».

Именно поэтому Москва позволила влиться в КП(б)У и советские органы власти бывшим большевицким оппонентам – социалистам Центральной Рады и Директории, чьи политические убеждения были практически идентичны идеологии РСДРП(б). Это сегодняшняя украинская пропаганда рисует этих деятелей этакими непримиримыми врагами большевизма, а на самом деле в принципиальных вопросах расхождений между ними не было, расхождения возникали лишь относительно того, кому будет принадлежать власть.

Как Центральная Рада, так и петлюровский режим представляли собой региональную разновидность большевизма. Только в большей степени демагогическую и совершенно недееспособную. В качестве абсолютного зла вожди ЦР и Директории воспринимали не большевиков, а Белое движение вообще и Добровольческую армию в частности. На аналогичных позициях стояли и коммунисты.

Для них украинские социалисты-националисты были чем-то вроде недоделанных большевиков, попавших под враждебное влияние. Именно поэтому представителей Белого движения они безжалостно истребляли, а с деятелями Центральной Рады и Директории искали компромисс с позиции победителя.

Доказательством этого является факт великодушного прощения советской властью многих руководителей, а также простых «свидомых» деятелей и сторонников ЦР и Директории, которые впоследствии наводнили партийные и государственные структуры УССР.

Всё, что плетут идеологи современного политического украинства относительно якобы непримиримой борьбы «украйинськойи национальнойи революцийи» с большевиками – полная чушь. Грушевский и Винниченко (олицетворявшие собой период правления Центральной Рады) после гражданской войны благополучно вернулись в родные пенаты под опеку советской власти. То же самое касалось и целого ряда виднейших деятелей Директории.

В мае 1921 года в Киеве состоялся суд над бывшими лидерами ЦР и Директории. На скамье подсудимых оказалось достаточно много народа. Однако среди них не было никого, кто бы понес серьезное наказание и уж тем более, получил «высшую меру». Некоторые из них вообще были оправданы.

Из этой компании не повезло лишь Петлюре. Но убит он был в Париже не за то, что боролся с советской властью, а за массовые еврейские погромы, которые охватили весь Юго-Западный край во времена его руководства украинской армией. Тогда петлюровцами было истреблено около 25 тысяч евреев. Чего только стоит резня в Проскурове в марте 1919 года, во время которой «Запорожская бригада» атамана Семесенко убила около трех тысяч евреев, в числе которых были женщины и дети.

Факты истребления петлюровцами еврейского населения были столь очевидны, что французский суд оправдал Самуила Шварцбарта, отомстившего в 1926 году Петлюре за свой народ.

Таким образом, как было сказано выше, после того, как КП(б)У при поддержке Москвы установила советскую власть на всей территории Юго-Западного края (за исключением Волыни), в её ряды мутным потоком начали вливаться бывшие деятели левых украинских партий, ЦР и Директории.

Первая их группа, весьма многочисленная и активная, состояла из так называемых «укапистов» - бывших членов левых фракций украинских эсдеков и эсеров. Они полностью стояли на большевистской политической платформе, выступая лишь за создание отдельной украинской армии, экономики и проведение тотальной украинизации Юго-Западного края.

Вторая группа, влившаяся в советские и партийные структуры УССР, состояла из раскаявшихся и прощённых большевиками бывших деятелей Центральной Рады и Директории.

И, наконец, третью группу «свидомых», сыгравших важную роль в строительстве УССР и её тотальной украинизации, составили галицийцы, толпами хлынувшие из польской Галиции и эмиграции в СССР, где, по их мнению, началось строительство украинского государства. В их рядах было около 400 офицеров Галицкой армии, разгромленной поляками, во главе с Г.Коссаком, а так же разнообразные культурные и политические деятели (Лозинский, Витик, Рудницкий, Чайковский, Яворский, Крушельницкий и многие другие).

Начиная с 1925 года в центральные регионы Малороссии переехали на постоянное жительство десятки тысяч «свидомых галычан». Их размещали ровным слоем на руководящих постах в Киеве, поручая им промывку мозгов населения [16]. Особенно усердствовал в 1927-1933 годах руководитель Наркомпроса, пламенный большевик Скрыпник. «Свидомымы» янычарами Франца Иосифа большевики также заменяли русскую профессуру, ученых, не желавших украинизироваться [17].

В одном из своих писем Грушевский сообщил, что из Галиции переехало около 50 тысяч человек, некоторые с женами и семьями, молодые люди, мужчины [18]. Очевидно, без привлечения идейных «украйинцив» Австро-Венгрии, взлелеянных на польской пропаганде, украинизация Руси была бы просто невозможна.

А вот что писал один из них о том, как их воспринимали в Малороссии: «Мое несчастье в том, что я – галичанин. Тут галичан никто не любит. Старшая русская публика относится к ним враждебно как к большевистскому орудию украинизации (вечные разговоры о «галицийской мове»). Старшие местные украинцы относятся еще хуже, считая галичан «предателями» и «большевистскими наймитами» [19].

У наших «свидомых украйинцив» является хорошим тоном проводить пятиминутки ненависти по отношению к «кату» и «голодоморитэлю украйинського народу» Иосифу Сталину, но комичность ситуации заключается в том, что, если бы не железная воля «отца народов», ни «украинцев», ни «Украины» никогда не было бы.

Кстати, если говорить о традиционном пантеоне врагов Украины, составленном «свидомымы», то необходимо заметить, что если их ненависть к «москалям» еще как-то можно обосновать, то их ненависть к «жидам» труднообъяснима. Возможно, это просто откровенная неблагодарность, а возможно, просто тупое невежество. Дело в том, что евреи внесли колоссальный вклад в дело создания «украйинцив», «Украйины», «украйинського» языка и литературы.

Это тема для научного исследования и, как минимум, тянет на отдельную монографию. Если бы у «свидомых» была хоть капля благодарности, то на майдане «Нэзалэжности» они водрузили бы гигантскую скульптуру Иосифа Сталина, а на Европейской площади соорудили бы памятник Лазарю Кагановичу.

Дело в том, что наиболее интенсивный и радикальный период советской украинизации 20-х годов прошлого века проходил под непосредственным руководством именно Кагановича. Не было на тот момент более пламенного украинизатора русских, чем он. Это была действительно выдающаяся личность. Человек острого ума и несгибаемой воли.

По сравнению с тем как он осуществлял украинизацию, всё то, что делали его последователи после провозглашения украинской независимости в 1991-м, выглядит слюнтяйством и дуракавалянием. «Свидомым» надо не портреты Тараса Григорьевича заворачивать в рушнички и вывешивать как икону на стену, а фотографии Лазаря Моисеевича. Об этом просто вопит благим матом историческая справедливость.

Впрочем, даже такие титаны, как Сталин и Каганович, не смогли сломать национальный и культурный хребет малороссов. Побушевав десять лет, процесс украинизации тихо заглох, наткнувшись на пассивное сопротивление народа.

Сворачивание украинизации, судя по всему, было связано не только с упорным сопротивлением жителей Руси, но и изменением стратегических планов коммунистической верхушки. Похоже, что к началу 30-х Сталину пришлось отказаться от любимой Лениным идеи мировой революции. Дело в том, что вождь русского пролетариата, к тому времени уже покойный, «замутил» всю эту игру в «национальное самоопределение» для всех «угнетенных народов» России лишь для того, чтобы потом к их освобожденному братскому союзу постепенно присоединять новые государства, прошедшие через пролетарскую революцию.

К 30-м Сталин, как талантливый политик-реалист, понял, что с мировой революцией в принципе ничего не «светит» и что перед лицом хищных империалистов необходимо превратить Советский Союз в надежную коммунистическую крепость. Это был этап глухой обороны. Сталину нужно было сильное, монолитное государство с эффективной, жестко централизованной властью. «Украйинська нация» уже была создана, а надобности в дальнейшем углублении украинизации, не мало раздражавшей народ, в общем-то, уже не было.

К тому же ему изрядно поднадоел настырный «буржуазно-националистический» уклонизм некоторых вождей КП(б)У, которых он потом слегка «проредил» за «перегибы». В итоге украинизация заглохла. Народ с облегчением вздохнул. Но «Украйина», «украйинци», «украйинська мова» остались. Лишь в 1991-м бывшие партийцы и комсомольцы торжественно возродили сталинскую украинизацию с шараварно-галушечными элементами в её национально-демократической, предельно карикатурной версии.

Была ли тогда в 1991 году у нашей страны реальная возможность пойти другим путем? Вряд ли. Для этого просто не было идеологических предпосылок. Когда партийная и управленческая номенклатура неожиданно оказалась «нэзалэжною» от старших товарищей из Москвы, под эту «нэзалэжнисть» необходимо было подвести соответствующий идеологический фундамент. Кроме польско-австрийско-немецких сепаратистских идей, отшлифованных до блеска в 20-х годах советской властью, в 30-40-х «мыслителями-воителями» ОУН-УПА(б) и в 60-70-х диссидентами-украинофилами, других идей просто не было.

Ни чиновники, ни народ не были готовы к внезапно свалившейся на них независимости. Никто не знал, что с нею делать. «Великие идеи» именно «украйинськойи нэзалэжности» придумывалось на ходу, во время дожёвывания пищи от буфета Верховной Рады до сессионного зала. Тогда, в 1991 году, проект «Ukraina» был запущен именно потому, что не имел альтернативы. Мы были обречены на путь в никуда.

Именно поэтому после провозглашения независимости на волне массированной пропаганды, произошел новый, и похоже последний, всплеск украинофилии с последующей принудительной украинизацией населения. Но уже к концу 90-х «свидоми» вернулись к своему естественному состоянию – мелким маргинальным группам, оформившимся в крикливо-агрессивные националистические партии «диванного типа». Похоже, что русская по своей сути ментальная и культурная среда просто естественным путем растворила вновь введенное в нее инородное тело так называемого «украйинства» и вывела его из себя как экскремент, одновременно отторгнув путем массового саботажа очередную казенную украинизацию. Мы, сами того не осознавая, оставались русскими, игнорируя непрекращающиеся призывы к «национальному видродженню» и инструкции на предмет того, как убить в себе всё русское.
[1] Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 49. С. 377.

[2] Люксембург Р. Рукопись о русской революции // Вопросы истории. 1990. № 2. С. 22-23.

[3] Ульянов Н. «Русское и великорусское»

[4] Соломон Г. А. Вблизи вождя; свет и тени (Ленин и его семья). «Москвитянин». 1991. С. 25.

[5] Цит. по: Стариков Н. Февраль 1917: Революция или спецоперация? / 2-е изд., перераб. и испр. – М.: Яуза, Эксмо, 2007. С.141.

[6] Интересно то, что в архиве германского Министерства иностранных дел (Auswertiges Ami, Weltkrieg, 11 с seer. Band 5, A 8629) хранится документ под названием «Меморандум доктора Гельфанда», представляющий собой детальный план проведения всеми революционными российскими группировками скоординированных действий (пропаганда, саботаж, диверсии и т.п.), направленных на подрыв обороноспособности России в предстоящей войне с Германией. Меморандум не датирован, но зарегистрирован в журнале Министерства 9 марта 1917 г.

[7] Спиридович А. И. История большевизма в России от возникновения до захвата власти (1883-1903-1917) / А.И. Спиридович. – М.: Айрис-пресс, 2007. С. 250-252.

[8] Пролетарская революция. 1924. № 3. С. 245-246.

[9] Украинская болезнь русской нации. – М.: Имперская традиция, 2004. С.139.

[10] Сталин И.В. Марксизм и национально-колониальный вопрос. Сб. статей и речей. – М., 1937. С. 81.

[11] Листи М. Грушевського до Т. Починка з додатком двох листів до Д. Островського // Український історик. 1970. № 1-3. С. 182.

[12] Прший всеукраїнський учительський з’їзд в Харькові від 5 до 11 січня 1925 р. Х., 1925. С. 65.

[13] Цит. по: Гірчак Є. Хвильовизм. – Х., 1930. С. 128.

[14] Єфремов С. Щоденники. 1923-1929. – К., 1997 С. 533.

[15] «Марксизм и национально-колониальный вопрос». Сборник. – Партиздат, М., 1934 г. С. 208-209.

[16] Блінда Л. В. Українізація та її роль в суспільно-політичному житті українського народу в 20-і роки. Дис. Канд. Істор. Наук. – К., 1992. С. 117.

[17] Рубльов О. С., Черченко Ю. А. Сталінщина й доля західноукраїнської інтелігенції 20-50 роки XX ст. – Київ, 1994. С. 41-45. “Українізація” 1920-30-х років: передумови, здобутки, уроки. – К., 2003. С. 100.

[18] Там же, С. 28.

[19] Там же, С. 40.