200 гривен и въезд открыт

Украинские пограничники нашли новый способ сбора денег на "армию".

Билет на поезд «Севастополь – Киев» был уже куплен, когда знакомые принялись терроризировать меня телефонными звонками.

– Что ты там: в Киев собираешься?

– Ага.

– Не получится! – Торжественно изрекли в трубке. – У меня только что друга в Мелитополе с поезда сняли.

– Как сняли? Кто снял?

– Так сняли. Украинская таможня.

Следом позвонила знакомая. Рассказала, что муж ехал из Черкасс в Крым автобусом. Часть пассажиров сняли на украинской таможне, часть – на российской. Не пропустили даже тех, кто ехал с российскими паспортами и крымской пропиской. Снимали без объяснений.

В течение дня историй о не доехавших пассажирах, затерявшихся где-то в мелитопольских дебрях до выяснения обстоятельств, набралось столько, что меня окутала паника.

Интернет же лишь вторил пограничным страшилкам знакомых. За несколько дней украинские таможенники сняли 600 пассажиров.

– Снимают, но, в основном, если внятно не можете объяснить цель поездки, – так ответили мне на вокзале.

«Объяснить цель поездки» – интрига, «внятно» – интрига интриг.

Официальная информация также грешила неопределённостями: запрещён въезд на территорию Украины гражданам Российской Федерации, мужчинам 16-60 лет, женщинам 20-35 лет. Ниже значились обнадёживающие пункты, оставляющие шансы на въезд: наличие авиабилетов для вылета с территории Украины, разрешение на работу, справка о смерти или тяжёлой болезни родственников и другие. Для женщин же установили загадочный «фильтрационный контроль», без объяснений его методик. Главная же роль отводилась начальнику пограничного контроля, по решению которого потенциальный враг украинской незалежности мог или не мог пересечь границу.

Но ехать надо. Куда деваться? Впрочем, за объяснение это вряд ли сошло бы.

Как, например, не сошли за объяснения слова моего знакомого, собиравшегося на Пасху к родителям в Шевченко. Как не сгодились мольбы – «сессия, сессия!» – моей подруги. Не пропустили.

Для крымчан система пропускного контроля оказалась ещё жёстче. Закон об оккупированной территории – в действии. Словно у каждого крымчанина при пересечении границы – автомат и чёткий план развала Украины.

Объяснений, ясное дело, таким действиям украинской власти никто не давал. Только догадки, гипотезы. Чтобы президентские выборы российские титушки не сорвали. Чтобы сепаратистам на Востоке не помогали. Чтобы с голоду в Крыму сдохли.

Так или иначе – не слишком оптимистично. Зато проводница меня успокоила:
– Вы не переживайте. Никого не снимают. Только тех, у кого новые российские паспорта.

Судя по говору, проводница была не из наших.

– Так вроде как 600 человек сняли, – возразил я.

– Да? Ну, может быть, – не стала спорить она.

Со мной в купе ехало двое. Оба попадали под категорию «16-60 лет, не пущать». Стало быть, не один выйду…

Таможня – для особого комфорта – случилась ночью. Российская девушка-пограничник, которая вполне могла бы составить конкуренцию Наталье Поклонской в конкурсе «няш-мяш», проверила прописку, козырнула, пожелала счастливого пути. А вот украинская таможня была настроена решительно, беспощадно.

Я, правда, вооружился заранее – взял приглашение одной уважаемой организации: мол, еду на литературный международный фестиваль. Меня пропустили. Моим же соседям пришлось сложнее.

Таможенник – уравновешенный, спокойный, до подозрительности – сначала проверял документы, а после задавал коронный вопрос:

– Вы знаете об указе?

– Да, телевизор смотрю.

– Значит, в курсе, что проезд через границу мужчинам от 16 до 60 лет запрещён.

Дальше начинались долгие, упорные препирательства.

– Для чего едете в Киев?

– Жить, работать.

– На ПМЖ, стало быть?

– Да!

– Выписаться надо. А вы не выписались…

Сделать этого ни мой сосед, ни кто-либо, прописанный в Крыму, безусловно, не мог. Все соответствующие документы, штампы, печати были уничтожены новой крымской властью.

И всё же мой первый сосед отбился – сунул ксиву МВД. Лицо таможенника поменялось, разгладилось, и он выдал что-то на манер: «Ну, ладно…»

А вот второму соседу повезло меньше. Уверения в том, что он едет к родителям, не помогли. Более того – не помог даже ночной звонок этим самым родителям, с которыми побеседовал и таможенник. Соседа забрали. Из купе. Казалось, что навсегда.
Но он вернулся. Успел, до отправления поезда.

Сосед был зол. Молча лёг на нижнюю полку, на которую я засобирался переместиться со своей верхней.

– Отпустили? – излишне радостно спросил я.

– Да уж, эти отпустят, – хмыкнул сосед, – денег пришлось дать. У них разговор короткий.

– Много денег?
– Двести гривен, – сосед помолчал. – Видимо, на армию собирают…

– А то! – выдал второй. – Это не по пять гривен смсками отсылать.

– Доиграются ведь. Россия закроет границы. Западенцы на что жить будут?

Первый сосед – тот, что с ксивой МВД – промолчал. Поезд, наконец, тронулся. В вагоне стало на три человека меньше.