Американцам не стоит вставать на пути истории – она их сметет

Восстановление единства страны неизбежно, вопрос лишь в том, сколько времени оно займет

Американцам предельно необходимо понять одну простую вещь, которую им понять пока не удается.

Одним из ведущих факторов как во внешней политике России, так и во всем мировом процессе будет объективный процесс стремления к восстановлению территориальной целостности страны.

Это не только то же, что вело народ Америки в его борьбе за сохранение своего Союза при Линкольне. Это то, что вело Россию к созданию единого государства через преодоление феодальной раздробленности. То, что вело немцев при Бисмарке к объединению Германии. То, что вело итальянцев Гарибальди к борьбе за единство Италии. Эти процессы объективны и неостановимы.

Это примерно то же, что описывает Толстой, объясняя ход войны 1812 года: сначала мировая история ведет французов к Москве, и никакие героизм и самоотверженность русских солдат не могут сдержать это движение, а затем пружина начинает распрямляться – и ни гений Наполеона, ни храбрость и умение его солдат, ни боевое мастерство его маршалов не могут остановить движение на Запад. И даже когда это движение пытаются затормозить сами русские войска, пытаясь окружить и разгромить Наполеона, они терпят поражение, потому что начинают действовать против хода мировой истории, направляющей вектор на Запад.

Точно так же и сегодня: пришла пора требовать восстановления страны, настало время реализации подспудного, не всегда осознаваемого желания восстановления.

Те, кто будет вставать на его пути, в конечном счете обречены в своем противодействии естественному ходу политического процесса, хотя могут его притормозить и привести к жертвам в его осуществлении.

Каждый здесь сам выбирает свои роль и место: либо становиться поперек движения истории и оказаться под ее колесами, либо содействовать ее ходу.

Этот же выбор есть и у США. Они могут пытаться вставать на пути воссоединения России и надолго испортить с ней отношения или уж, как минимум, вступить в историческую полосу острых конфликтов с ней. А могут попытаться понять, что этот выбор контрпродуктивен, и попытаться встать на путь содействия России в том, в чем в свое время Россия помогла пораженным расколом Соединенным Штатам, когда русский флот блокировал попытку Англии оказать военную помощь сепаратистским режимам Юга, – в восстановлении целостности страны. И тем самым надолго обеспечить себе место исторического союзника России.

Главная ошибка западных оппонентов России в этом случае заключается в том, что они полагают, что противостоят лишь более или менее умелой политической группе российской элиты, сумевшей монополизировать власть в своих руках. И не понимают, что ввязываются в противостояние с историческими закономерностями, со стремлением огромного народа к самоопределению в форме восстановления целостности своей исторической среды обитания, то есть восстановления своей государственности в рамках своей исторической Родины – в границах СССР.

Можно было бы попытаться высчитать, кто бы выиграл в результате столкновения воль и стремлений американского народа с народами постсоветского пространства (в первую очередь российским). Можно было бы попытаться высчитать, кто выиграл бы в результате столкновения воль и ресурсов правящих групп США и РФ.

Но бесполезно было бы правительству одной из этих стран противостоять воле и стремлениям народа другой страны. Как российская власть ничего не смогла бы навязать народу США и, скажем, отторгнуть у него вновь те же Южные штаты (или хотя бы один своевольный Техас), так и воля власти США при всех своих возможностях и ресурсах не способна в конечном счете воспрепятствовать стремлению даже одного российского народа к восстановлению территориальной целостности своей страны.

Такие процессы можно затормозить, можно им до предела сопротивляться, можно надолго испортить отношения с той страной, которой ты мешаешь восстановить свою целостность, – но в конечном счете помешать этому нельзя.

Думая, что речь идет о стремлении России кого-то поработить, США возлагают надежды на то, что на их стороне окажутся народы «новых демократий». Но половина украинцев хотели бы вернуться в Советский Союз, и лишь четверть возражают против этого. И если сегодня Украина как государственно-политический субъект не готова к такому решению, то только потому, что, с одной стороны, этому 20 лет препятствует манипулирующая настроениями общества вполне ущербная политическая элита, а с другой – на нынешнем этапе это стремление подавляется прямым насилием неофашистских групп.

Когда-то братья Стругацкие в своих книгах использовали термин «теория исторических последовательностей». Понятно, что сами они всегда были последователями исторического материализма, но в данном случае они в известном смысле «деидеологизировали» свою позицию, поднимались над вопросом о том, чем именно определяется последовательность исторических событий, и стремились подчеркнуть то, что она как таковая существует. В тех или иных формах история постоянно демонстрирует цикличность, обычно носящую характер спирали и отчасти маятника.

Ленин писал об этом как о неравномерности развития в эпоху империализма: вырвавшиеся вперед державы замедляют свое развитие и отстающие начинают их догонять и вступать с ними в борьбу за передел мира. Кто-то может видеть в этом своего рода историческую пульсацию, в которой за сжатием государственно-политических организмов следует их расширение. Толстой (и его образ повторил Путин) говорил о пружине, которая начинает расширяться после ее чрезмерного сжатия.

Страны, одержавшие победу в Первой мировой войне, продиктовали унизительный для побежденных Версальский мир – и затем сами пали его жертвой. Ни одна из стран-победительниц не смогла минимально достойно противостоять германскому реваншу, и уцелели они только благодаря участию в войне СССР, который объявлялся одной из проигравших ту войну стран и которого не было среди участников Версальского мира.

Если даже считать, что нынешняя РФ как остаток СССР есть «страна, потерпевшая поражение» в холодной войне, то от ее поражения и раздела в 1991 году прошло уже больше времени, чем от окончания Первой мировой до начала Второй мировой войны. Фаза сжатия обречена смениться фазой расширения.

Американцы не смогли этого понять, как не смогли понять и того, что победы (во всяком случае, неожиданные победы) вечными не бывают. И не смогли понять, что не обладают ресурсами для абсолютного монопольного диктата над миром.

Та или иная форма восстановления, форма «российского реванша» была неизбежна именно как проявление цикличности, как ответная реакция на унижение, раздел и ущемление наших интересов. В конечном счете – как некая неизбежная историко-политическая тенденция, «ветер истории».

США имели выбор: использовать этот «ветер» с выгодой для себя, то есть содействовать тому, что неизбежно (в данном случае – восстановлению территориальной целостности России), и извлечь из этого выгоду, став союзником усиливающегося начала, или же пытаться противодействовать, выстраивая свой курс против действующей закономерности.

Но противодействовать закономерности бессмысленно: можно только осложнить и отсрочить ее реализацию, а можно и наоборот – ускорить. Содействуя ей, ты добавляешь силу этой закономерности к своей силе и оказываешься в числе победителей. Противодействуя, ты тормозишь наступление неизбежного, отчасти ослабляешь его, но и вычитаешь потраченную на это противодействие силу из своего потенциала, причем без шансов предотвратить данный процесс. И гарантируешь себе место среди побежденных.