Прощальная исповедь эмигранта-разочарованта

Текст Леонида Бершидского, журналиста и медиаменеджера, который решил эмигрировать в Германию.

Очень похоже на мои собственные ощущения: действительно - жгучее чувство разочарования. Вдохновишься написать о том, что кажется важным, а потом вспоминаешь, что на самом деле 80% населения все устраивает и оно даже счастливо. Ну и на фига ему мой патриотизм и желание выстраивать русскоязычную литературу - как культурное явление и как бизнес - в синергии с остальное европейской цивилизацией? Я хочу, чтобы Россия была Европой, а народ хочет, чтобы был СССР. Ну и чего я к нему полезу?

Наверное выход только такой: бросать все начатое - потому что на камне все равно ничего не растет, и переносить семена на более плодородную почву. Ну и потихоньку - по мере возможностей - делать свою маленькую запасную Россию в Калифорнии. А участвовать в сталинизме-лайт я точно не хочу. Не мое оно.

Вот такой текст вчера послал на Сноб. Но не судьба была ему там выйти. Будет здесь.

Эмиграция разочарования

Хочу признаться в одной глупости. С 1993-го года, когда я вернулся в Москву, бросив университет в Калифорнии, а европейские страны подписали Маастрихтский договор, я мечтал, что Россия вступит в Евросоюз.

Кажется, я даже был не один. "Европа без России – это не Европа, – говорил Борис Ельцин. – Она только с Россией может быть большой Европой. И такой большой Европой, равной которой уже нет и не может быть на земном шаре".

Ельцин умер, и еще много умерло с тех пор людей и идей. После аннексии Крыма стало понятно, что в ЕС скорее России вступят не только Албания с Турцией, но даже Украина.

Вместе со страной не получилось. Значит, надо вступать отдельно. Через несколько дней я переезжаю в Берлин.

Я всю жизнь уворачивался от эмиграции, хоть она соблазняла и дразнилась. Тут требуется еще одно признание: несмотря на знание иностранных языков и пятый пункт, я патриот. Поднятие России с колен – в 1991 году – было для меня радостным событием. Хотелось не только наблюдать дальнейшее, но и участвовать. А именно, помочь построить здесь настоящую прессу – вроде той, которая в Америке печатает разоблачения Сноудена, а в Европе не дает министрам лишний раз воспользоваться служебной кредиткой.

Теперь эта работа для меня закончена. Не скажу, чтобы совсем ничего не получилось, – отчего же, некоторые из медийных площадок, в строительстве которых довелось принять участие, здравствуют, то есть не идут на компромиссы, и поныне. Но в целом я потерпел поражение. Спектр мейнстримных российских медиа сейчас – от киселевских глаз навыкате до интеллигентского междусобойчика на "Дожде". Это – и все, что между – неинтересные жанры, к главной функции медиа – защите слабых от сильных – отношения не имеющие.

Может быть, и в результате моего поражения сильные утратили всякий стыд. Идешь сейчас по московской улице – стоят возле кафе изгнанные с веранды курильщики, утаскивает эвакуатор какой-то очередной джип, менты трясут темнокожего, бородатого, на плакатах – "Вернули Крым, вернем и Москву без пробок". В фейсбучной ленте – спектакль запретили за "возможную пропаганду нетрадиционных половых среди детей", на заводе Хруничева – дело о вредительстве, Волгоград опять пора переименовывать в Сталинград, о втором гражданстве надо уведомлять, блог – регистрировать.

Говорю себе: наверное, это вбрасывают в мое поле зрения, чтобы отвлечь от чего-то более важного. Но ведь вряд ли: это просто сильные куражатся, потому что никто им не противостоит.

Видимо, политические лидеры, за которыми можно было бы идти, потерпели такое же поражение, как и я. Или не родились. А Ельцин умер.

Были разные проверки. Сначала покупали, потом разгоняли, теперь сажают. По итогам проверок в строю почти никого не осталось. То, что еще два года назад казалось оппозицией, окончательно подернулось ряской и завоняло. В этом, наверное, тоже есть моя вина. Некоторые киевские знакомые в похожей ситуации научились делать Молотов-коктейли, и у них кое-что получилось – правда, не уверен, что именно то, чего они хотели.

Было бы смешно называть себя политическим эмигрантом. Я не испытал никаких существенных притеснений, не сидел, не был арестован или выслан. Кроме того, в эмиграции политики копят правоту и злость, как подкожный жир, чтобы вернуться потом на родину и там тратить запасы. А я, как многие представители моего ремесла, плохо умею занимать позиции: каждая из сторон всегда в чем-то права. И более слабая – права чуть более.

В конфликте двух родных стран, России и Украины, тем более не получается встать на какую-то одну сторону. Это осложняет сейчас жизнь и в Москве, и в Киеве, и в сети, где все на расстоянии одного ругательства друг от друга.

Я все меньше читаю по-русски и по-украински. В английском и французском ищу нейтралитета. Вопреки распространенным представлениям о том, что пропаганда везде, – нахожу.

Экономического эмигранта из меня тоже не выйдет. В Германии придется платить налог в 40% вместо 13%, отчего мой доход существенно снизится. Впрочем, почему бы и не платить за то, чтобы в дорогах отражалось небо, а хорошее высшее образование оставалось бесплатным. Может, мои дети этим воспользуются.

А вот за Крым платить – не хочу. Нисколько. Краденый он.

Новая волна эмиграции, – пятая, выходит – не вынужденная и не политическая, как первые три, и не экономическая, как четвертая (та, что прокатилась в 90-е). Как назвать эту волну? Пожалуй, эмиграцией разочарования.

Мои мотивы, кажется, типичны для этой волны.

Как многие из ныне отъезжающих, я не был на этом корабле крысой, скорее матросом. Но корабль повернул, не пошел в назначенный порт, а теперь об этом честно и громко объявляют из репродукторов. Что ж, я без особой паники спустил шлюпку и поплыву-таки, куда собирался вместе со всеми.

Да, и еще: российское гражданство я сохраню. Может, в старости приду еще с краснокожей паспортиной на избирательный участок в Москве – голосовать за российского кандидата в Европарламент. Люди и идеи умирают, а мечты – нет.

Не раскрыта тема православного мракобесия, пещерной гомофобии, но в целом текст весьма совестлив. Всплакнем: эту страну покидает еще один гигант духа.