Страусы

Вообще любое бессознательное поклонение избранному идеалу равносильно шаманским пляскам и долбежке толоконным лбом об пол. Во-первых, это означает перекладывание ответственности на идеал или догму («Путин не допустит», «Господь не попустит», «Россия — не Украина…» и тд). Во-вторых, это позволяет вообще не мыслить, не рассуждать, не действовать. В-третьих, это дает возможность абстрагироваться от реальности и превратиться в страуса, опустить с голову в песок. Страус начинает соображать только тогда, когда дымится его собственный хвост. Однако до этого отрезвляющего момента указанная позиция весьма комфортна и даже в отдельные моменты может считаться наступательной.

Страус принципиально не замечает опасности, однако он весьма агрессивен по отношению к любым попыткам вывести его из равновесия. Так страус находит оправдания чему угодно — гамбургерам с Обамой, марширующим по Красной Площади британским гвардейцам, сдаче Ливии, переназначению Дворковича, приватизации государственных предприятий, введению в школах второго иностранного языка, утверждению программ десталинизации или упразднению МАИ.
Каждый, кто нарушает кривоватую страусиную логику — опасный смутьян, дебошир и карбонарий. Слова Революция страус опасается как огня. Он может одновременно восторгаться Чавесом и клеймить Ленина, восхищаться мужеством Каддафи и аплодировать российским чиновникам, отдавшим его на растерзание Западу.

Страус не желает знать, что настоящая революция — это, помимо прочего, еще и Кастро, и тот же Каддафи, и Насер, и Мао, и старший Асад, ну для разнообразия. Страус (обычно в силу дремучей необразованности) не в состоянии осознать, что между майданом (олигархическим переворотом на потребу Западу) и Революцией есть принципиальная разница. Что Оккупируй Уолл Стрит — не революция, а олигархичейский кукольный театр, так же как театр — саакашвилина «революция роз». Что революция в действительности — единственное, чего Запад смертельно боится. Потому что Революция — это бунт против Запада, это прямой вызов Западу, его капиталистической модели мироустройства.

Что Запад плевать хотел на православные храмы и православных олигархов. Что Запад опасается ровно двух вещей:

1) утраты контроля над собственностью

2) появления конкурирующей идеи, идеи альтернативного мира.

Именно таким вызовом для Запада и был когда-то СССР. И его Великая Октябрьская Социалистическая.

Поэтому страус не поймет, что Западу, конечно, смешны российские игры в романовскую империю. Поэтому страус не поверит, что Запад начинает нервничать только от разговоров о национализации. И страусу, разумеется, невдомек, что некоторые шаги российской власти (от дела ЮКОСа до закона Д.Яковлева) — уже давно и безусловно интерпретируются Западом как покушение на Революцию. В этом мягком покушении на свои интересы Запад предчувствует глобальное восстание против всей неолиберальной модели. Вызван ли этот бунт конфликтом олигархических устремлений или чем-то иным — сейчас вторично. Важен факт. Жребий брошен. Заявка на антизападную Революцию в глобальных масштабах, хотим мы этого или нет, нашей страной сделана. Именно поэтому на Россию, пока был жив, с надеждой смотрел революционер Чавес. Именно поэтому действия России приветствует революционер Кастро.

Однако тонкость в том — и тут у страуса окончательно рвется шаблон — что никакая конфронтация с Западом на западных экономических и идейных основаниях невозможна.

Нельзя победить Запад, стремясь остаться частью Запада. Для того, чтобы подлинная Революция состоялась, необходим полный разрыв с неолиберальной экономикой (выстроенной на частной собственности НА СРЕДСТВА ПРОИЗВОДСТВА), прощание с неолиберальной идеологией. После Украины сама история загоняет нас в вилку, выходом из которой может быть либо Ресоветизация, либо смерть. Страусиные попытки смешением божьего дара с яичницей нащупать другую дверь, «третий путь», абсурдны, наивны, бессмысленны.

Этого, само собой, страус тоже не поймет. Вынырнув из песка невежества и равнодушия, он смотрит на мир глазами то ли то ли Марии Антуанетты, то ли Екатерины Второй, то ли заштатного шпика из царской охранки. Он не видит деградации экономического, научного, культурного, да, если честно, и охранительского потенциала страны, не понимает причин этой деградации, не понимает опасности выяснения отношений с Западом на западных условиях. Ему кругом мерещатся радищевы и рылеевы, ульяновы и троцкие. Страус превращается в глупого пИнгвина из известного литературного произведения. С перспективой оказаться индюком в том самом супе, огонь для которого уже разведен.

Задача же тех, кто, подобно страусу, голову в песке не держит, а смотрит на вещи рационально (и прекрасно понимает, что в обществе года с 1993 идет ожесточенная борьба между силами народной Революции и силами олигархической Контрреволюции) — не дожидаясь явления жареного уличного петуха, призывать власть к активным действиям. Создавать такую среду, такое общественное мнение, которое никогда, ни при каких обстоятельствах уже не будет готово закрыть глаза на измену, предательство элит.

Формировать у элиты четкое понимание — без революции сверху она станет добычей олигархического майдана снизу. И неоткуда будет взяться дедушке Ленину со своей партией, чтобы выхватить страну из бездны. Именно поэтому к кудахтанию страусов нужно относиться спокойно, продолжать вести среди страусов разъяснительную работу и не удивляться, если кто-то исподтишка щиплет тебя за штанину.

Константин Семин