Холмогоров: В геополитические шахматы не играют на щелбаны

На выборах в Верховную раду Украины избирательные участки «освобожденной» силами АТО части Донбасса пустовали. Редкие старушки, пришедшие потому, что их испугали невыплатой абстинентам пенсии, дружно голосовали за КПУ и «Оппозиционный Блок» — то есть единственные политические силы, которые кажутся хоть как-то оппонирующими киевским властям. То же самое наблюдалось и в других областях пространства именуемого нами Новороссией.

Всюду бойкот, массовая неявка на выборы, а среди немногих пришедших — протестное голосование за оппонентов киевского режима.

Совершенно противоположная картина наблюдалась на выборах в ДНР и ЛНР. Огромные толпы — не меньше, чем на майском референдуме, многочасовые очереди, которые люди выстаивали по ноябрьскому холоду.

Огромное количество жителей Донбасса разъехались, стали беженцами. Дома, улицы и даже целые населенные пункты опустели. И всё равно на избирательных участках были толпы едва ли не большие, чем на референдуме. Всё это ради вроде бы совершенно предопределенного результата — победители и в Донецке, и в Луганске были очевидны заранее.

Понятно, что добиться подлинной политической конкурентности в условиях войны было невозможно. Сам тот факт, что в регионе, сверхнасыщенном современным оружием, где политические оппоненты зачастую являются командирами серьезных военных формирований, выборы прошли мирно, явились абсолютно гражданским процессом — это огромная моральная и политическая победа молодых республик.

Однако на донбасское голосование люди шли, как в бой. Это, собственно говоря, и был бой, но победой в нем был не выигрыш той или иной политической силы, а сам факт политического утверждения, легитимации новых народных республик. Люди шли голосовать в уверенности, что их бюллетень создает необходимую базу для признания Россией молодых республик, а также для того, чтобы мировое сообщество убедилось: дальнейшее сосуществование Донбасса с Украиной невозможно.

Голосовали «против» Украины и «за» Россию. Именно «за Россию», а не за абстрактные суверенитет и независимость.

Вопреки московским политтехнологическим увлечениям, никто в Новороссии не собирается строить новую нацию — это не нужно, да, пожалуй, и опасно для самой же России.

Новороссия — обычный русский регион, однопорядковый с Сибирью, Приморьем, Поморьем или Кубанью, который лишь зигзагом истории оказался отрезанным от нас беловежскими границами. Главная задача Новороссии, как видится она изнутри, — это собрать все входящие в нее регионы, а затем всем вместе вернуться на Родину — в Россию.

Если переусердствовать с конструированием независимой государственности, воспринимая Новороссию не как транзит отрезанных русских людей в Россию, а как некий новый долговременный политический конструкт, то эта политическая отделенность от России русского региона может опасно аукнуться.

Помнится, как летом деятели «Эха Москвы» усиленно пугали Россию «сибирским сепаратизмом в случае поддержки отделения Донбасса от Украины». Это, конечно, была нечистоплотная выдумка. Донбасс — не Украина по той же причине, по которой Сибирь — это не Украина. И в воссоединении Новороссии с Россией никакой проблемы сепаратизма нет — напротив, это самое антисепаратистское деяние из возможных.

А вот искусственная независимость от России одного из русских регионов по принципу «как бы чего не вышло» и в самом деле опасна уже для нас.

Но гораздо более опасна другая ошибка: продолжающиеся с упорством, достойным лучшего применения, наши попытки навязать Киеву особый статус Донбасса, федерализацию и прочие формы общежития для волка и ягненка. Мы упорно хотим показать, что не ставим в конфликте с Украиной никаких решительных целей, что конфликта, собственно, нет вообще, и что мы — мирные люди, даже без бронепоезда.

Кого мы хотим тем самым обмануть — не очень понятно. Примирительных сил на Украине нет. Наш воображаемый друг Порошенко потерпел унизительное поражение на выборах в раду, а потому вынужден изображать из себя ястреба, даже если на самом деле им не является (что тоже, памятуя о развязанной им летом кровавой бойне, — весьма смелое предположение).

Градус психоза на самой Украине таков, что врагами украинской нации оказываются даже ее ближайшие друзья типа Михаила Зыгаря с «Дождя». Воображаемая Россия вторгается на территорию Украины сто раз на дню.

Наши успокаивающие жесты лишь раззадоривают карателей, относящих эти жесты за счет «трусости» Москвы перед Западом. А наши западные оппоненты рассматривают в качестве примирительного жеста только капитуляцию. И то, еще они подумают.

В итоге главными адресатами нашей примирительной риторики оказываются… граждане ДНР и ЛНР, которые в очередной раз убеждаются в том, что Москва сперва поощрила их на массовую нелояльность Украине, а потом делает вид, что она тут ни при чем, что Москва поманила, а теперь снова отрекается. Ресурс подобных разочарований не бесконечен.

Нелепо само предположение, что Россия втянулась в многомесячное противостояние с Западом, санкции и контрсанкции, дорогостоящие учения и испытания межконтинентальных баллистических ракет в Арктике ради того, чтобы Александр Захарченко стал… избранным губернатором Донецкой области в составе Украины.

Даже если у нас не было более решительных политических целей в начале конфликта, если мы втянулись в него вынужденно, как в своеобразный арьергардный бой после крымской операции, то и в этом случае решительным целям бы следовало появиться сейчас. После массовых убийств гражданских украинскими силами, после международной антироссийской травли и открытых военных угроз, после многократного обвинения в адрес России, что она «сдвигает границы Украины на Запад», продолжать требовать ограниченной автономии во главе с избранным губернатором у лиц, засыпавших Донбасс бомбами и ракетами, попросту смешно.

У России старинная, многовековая традиция внешнеполитической осторожности и миролюбивых жестов. Достаточно вспомнить царя Алексея Михайловича, который много лет практически не реагировал на восстание Богдана Хмельницкого, боясь нарушить «добрые отношения» с Речью Посполитой. Вмешаться в войну, ставшую поворотным моментом и в истории России, и в истории Польши, и в истории Украины, царя заставил лишь патриарх Никон, ревностный сторонник воссоединения единоверных земель, угнетаемых латинянами.

Однако и после Переяславской рады, когда в 1655 году начался Шведский потоп, и Речь Посполитая стояла на грани гибели, Россия фактически спасла вековечного врага и сменила фронт, начав войну со Швецией. Спасенная Польша отблагодарила московитов возобновлением войны, которая мучительно длилась аж до 1667 года и приносила России немало поражений.

В итоге Россия получила в лучшем случае половину того, что могла получить, а за Киев по условиям «вечного мира» уплатила еще и колоссальную сумму в 146 тыс. рублей (не хотят ли, кстати, нынешние обладатели Киева вернуть этот долг с пересчетом по курсу?).

Очень боюсь: не делаем ли мы сейчас ту же ошибку и не погнались ли за журавлем в небе. Заявление нашего МИДа после выборов, выдержанное в холодных и отчужденных тонах и посвященное некоему «юго-востоку Украины», резко контрастирует с поддержкой выборов в Новороссии до голосования. Мы опять испугались сказки про белого бычка, то есть очередных угроз санкциями из Вашингтона? Но Вашингтон вводит или не вводит санкции в зависимости от рейтинга Обамы, а не от действий России.

Сами жители Донбасса и других частей Новороссии хотят для себя пути Крыма, а не пути Приднестровья (Приднестровье, впрочем, тоже не хочет для себя «пути Приднестровья»). Только такой вариант был бы гарантией и их экономического благополучия и ощущения, что борьба последних месяцев и пережитые ужасы и лишения имели смысл.

В мае Донбасс голосовал именно за то, чтобы вернуться в Россию. Летом он пережил нечеловеческие лишения и жертвы, которых не переживал с 1945 года ни один регион Европы, которые превосходят по жестокости даже балканские войны 1991–1995 годов. Было бы несправедливо, если бы Донбасс не получил того единственного вознаграждения, которого хотят сами люди, — возвращения на Родину.

Возможно, для кого-то в Москве борьба за Новороссию имеет значение лишь как одна из комбинаций в игре на «Великой шахматной доске». Мне, как стороннику русского воссоединения, такой взгляд претит, но я готов допустить, что кто-то смотрит на дело именно так — с высоты птичьего полета. Однако мелочность заявленных целей обессмысливает риторику о нашем принципиальном противостоянии американской мировой гегемонии.

В геополитические шахматы не играют на щелбаны.