Виталий Третьяков: Внешние вызовы национальной безопасности России

Когда говорят о внешних вызовах и угрозах, практически всегда приводят один и тот же набор: международный терроризм, распространение ядерного оружия, региональные войны –и так вплоть до глобального потепления.

Я же хочу назвать те вызовы национальной безопасности России (кстати, и не только ее национальной безопасности), о которых либо говорят редко, либо вообще не говорят.

Первым таким вызовом, на мой взгляд, являются национальные интересы США.

Можно долго спорить, правильно ли мы понимаем ли эти интересы, так ли, как нам хотелось бы, толкует их правящий класс США, но все эти дискуссии, в общем-то, бесполезны. Ибо ясно, что пока никто не может заставить американскую элиту трактовать национальные интересы США иначе, чем она это делает. А, следовательно, и действовать соответствующим образом.

Но мы должны осознать, что национальные интересы США (мировой гегемонизм во всех его проявлениях и пр.) являются прямой угрозой национальным интересам России (как и большинству других стран мира, что создает объективные и субъективные предпосылки для расширения круга реальных союзников нашей страны). Я бы, кстати, не постеснялся сформулировать эту угрозу на официальном уровне и даже более того – вынести эту формулировку для обсуждения на международных трибунах. Но в любом случае – внешняя политика России должна прямо и определенно исходить из этого понимания.

Кстати, сегодня практически все уже признают, что рост международного терроризма (вплоть до возникновения ИГИЛ) является прямым следствием политики США, вознамерившихся (согласно своим национальным интересам) установить «демократические режимы» в целом ряде стран Востока и Юга.

Второй вызов – умножение субъектов мировой политики (стран).

Этот вызов кажется менее очевидным, хотя простая логика и здравый смысл подсказывают, что он существует.

В середине ХХ века в мире было несколько более полусотни государств, а теперь их больше двух сотен.

Если применительно к 50 государствам такой большой стране, как Россия, можно было вести «персонально» выверенную политику, то говорить об этом в условиях, когда государств больше двухсот, не приходится по определению.

Более того, наличие столь значительного числа государств, во-первых, обессмысливает и так-то по большому счету лишь внешний демократизм ООН, а во-вторых, неизбежно приводит к возникновению иерархии главных субъектов международной политики, то есть так называемых независимых государств.

В советский период уже были выстроены две главных глобальных иерархии: американская и советская, которые более или менее уравновешивали друг друга. И собственно глобальная политика определялась скоординированными из Вашингтона и Москвы действиями этих двух иерархических систем.

Между прочим, уже тогда возникла и альтернативная этим двум иерархиям более демократическая (но и более аморфная) межгосударственная структура – Движение неприсоединившихся государств, во главе которого стояли Индия, Югославия и Швеция. Показательно, что именно Советский Союз поддерживал это движение, что объективно свидетельствовало о потенциальном и реальном стремлении Москвы приветствовать разнообразие мира и демократизировать международную политику. Вашингтон же все возраставшие в 70-80-е годы активность и авторитет этого движения раздражали. США опасались, что в конечном итоге это движение станет политическим союзником СССР. Убийство в 1984 году премьер-министра Индии Индиры Ганди, а затем еще более загадочное убийство в начале 1986 шведского премьер-министра Улофа Пальме, двух персональных лидеров этого движения (глава Югославии Иосип Броз Тито умер в 1980 году), многие считают следствием этой тенденции, каковая со смертью Пальме фактически и пресеклась.

С тех пор никого Движения неприсоединения нет. Есть единственная глобальная иерархия, выстроенная США (сюзереном) из находящихся в той или иной вассальной зависимости от Вашингтона более чем сотни государств, а также две более слабые и менее многочисленные, но все больше и больше тяготеющие к союзничеству иерархии государств во главе с Россией и Китаем.

Ясно, что это довольно нестабильная система, каковой она и будет оставаться до укрепления новой альтернативной США иерархии во главе с Россией и Китаем (например, через БРИКС) и, соответственно, до ослабления вассалитетов внутри вашингтонской иерархии.

Третий вызов национальной безопасности России непосредственно связан со вторым – это постепенное, но довольно стремительное обветшание и разрушение Ялтинско-Потсдамской системы мироустройства во главе с ООН.

Понятно, что Россия, участвовавшая (под именем СССР) в создании этой системы и обладающая внутри нее соответствующими привилегиями, не заинтересована в одномоментном разрушении ООН и всех выстроенных под ее эгидой организаций и соответствующего пакета международных пактов и договоров. Однако не замечать, что ныне эта система либо работает по американским сценарным разработкам, либо просто пробуксовывает, невозможно.

Если совместными усилиями России и Китая невозможно восстановить баланс сил в системе ООН, то нужно думать о создании альтернативной глобальной системы, проект который моментально должен быть представлен мировому сообществу в тот момент, когда Ялтинско-Потсдамская система в силу какого-то кризиса просто развалится, а ООН окончательно превратится в «демократические декорации» глобальной американской иерархии.

Если по каким-то причинам Пекин об этом до сих пор не задумывается, то российская дипломатия обязана не только разрабатывать такой проект, но и постепенно путем конфиденциальных переговоров готовиться к его стремительной (в случае нужды) или плановой реализации.

О четвертом вызове национальной безопасности России временами довольно много говорят, но пока не видно, чтобы что-то серьезное в качестве ответа на этот вызов делалось.

Речь о наличии все возрастающего числа неклассических субъектов международной политики (то есть не государств): от давно и хорошо всем известных транснациональных корпорация (ТНК), большинство из которых по-прежнему находятся под юрисдикцией англосаксов и действуют в интересах США и Запада вообще, до многочисленных так называемых неправительственных (некоммерческих) организаций, действующих в международных масштабах. Сюда же бы я отнес и такие все более и более активно действующие субъекты глобальной политики, как громадные IT-корпорации, работающие в системе Интернета (да и сам Интернет), и, например, очень компактные, но и очень агрессивные частные военные компании.

Думаю, считанными процентами мы может обозначить присутствие России на этом рынке глобальной политики. А ведь именно он компенсирует увядающую мощь США как мирового гегемона.

Наконец, пятый вызов национальной безопасности России есть прямое следствие нашего поражения в холодной войне и возникших в этой связи в руководстве страны, в ее правящем классе, а отчасти и в обществе в целом комплексов.

Я имею в виду нашу идейную, а если хотите, то и идеологическую пассивность и, я бы даже сказал, стеснительность. Этот вызов можно считать и внутренним, хотя так или иначе относится он именно к внешней политике. Понимая, что параллель, которую я приведу, слишком рискованна и может быть (и обязательно будет) истолкована превратно, все-таки приведу ее.

России нужен официально и публично продекларированный глобальный идеологический (лучше бы сказать – цивилизационный) проект и соответствующие альтернативные всем ныне существующим глобальные (региональные уж точно) сетевые структуры типа Коминтерна или того, что в 70-80-е годы ХХ века называлось «международным рабочим движением» и «международным коммунистическим движением».

И даже не потому, что США и Евросоюз после распада СССР свои соответствующие сетевые структуры не ликвидировали, а расширили и модернизировали (кстати, и с использованием «модели Коминтерна»). А потому, что претензии на лидерство в мире (пусть и равновеликое другим лидерство в многополярном мире) беспочвенны без соответствующих действий, организаций и заранее идейно ангажированных и желательно даже рекрутированных сторонников и готовых к действию, как сейчас выражаются, «активистов».

Виталий Третьяков