Об идее «Единой Европы»

Нам часто доводится слышать о том, что США имели или имеют какую-то «программу» противостояния СССР/России в борьбе за страны Восточной Европы (Польша, Чехия, Словакия, Венгрия, Румыния, Болгария) и бывшие союзные республики – (страны Балтии, Украина, Белоруссия, Молдова). Якобы США разработали целую стратегию, которую и осуществляют многие десятилетия, снабжая эту стратегию деньгами и «отрывая» эти республики/страны от тесного сотрудничества с Россией.

Создается впечатление, что лучшие умы Америки с момента окончания войны вырабатывали стратегию борьбы за развал СССР. Но мы вынуждены разочаровать людей, видящих в США источник подобного мышления. Американцы (по нашему мнению) всегда и во всем пользовались чужими идеями, выдавая их за свои и при этом неограниченно их финансируя (идея, не приносящая Америки прибыль, в расчет никогда не принималась!).

Речь идет, например, об идее «Единой Европы», а также отношении носителей этой идеи к странам Восточной Европы, России и территориям, входящим в состав российского государства. А идея эта, господа и товарищи, не американская. Оформлена она, как ни странно, «врагом всего человечества» – А. Гитлером и его присными.

Способность Европы противостоять гегемонии США в области экономики промышленники, в частности, немецкие, видели только в аспекте «стирания национальных границ». Еще до прихода Гитлера к власти в 1931 г. германский промышленник К. Дуйсберг высказал следующую мысль: «…узкие национальные границы должны быть упразднены в интересах экономической деятельности стран путем создания национальных экономических сфер. Лишь сильный экономический блок от Бордо до Софии придаст Европе основу, в которой она нуждается для утверждения своей мировой роли».

Идея экономически «единой» Европы изложена в так называемом «меморандуме» Клодиуса – сотрудника экономического управления МИД Германии. Он выделяет три существенные проблемы, которые неизбежно должны были встать перед Германией после победы в Европе:
1. Великогерманское экономическое пространство.
2. Германская колониальная империя.
3. Преобразование немецкой внешней торговли после войны.

Заслуживают внимания мысли Клодиуса об организации великогерманского экономического пространства. «Независимо от того, – писал Клодиус, – останутся ли Голландия, Бельгия, Люксембург и Норвегия независимыми государствами или нет, может быть осуществлено их экономическое включение в Великогерманское пространство. Самым радикальным средством был бы таможенный союз. С точки зрения немецкой экономики, таможенный и валютный союз с названными четырьмя странами возможен…».

В пункте «Преобразование немецкой внешней торговли после войны» Клодиус рассматривает юго-восточную Европу с той точки зрения, что «…она останется для Германии, как и прежде, важной сырьевой и продовольственной базой и важным рынком сбыта немецких промышленных товаров», а страны Северной Европы рассматриваются в аспекте того, что «Финляндия и три малых Прибалтийских государства в географическом и экономическом отношении так зависят от нас, что мы в экономической области автоматически получим все то, что по политическим соображениям не должны отдавать России».

Проблема «Новой Европы» детально рассматривалась и работниками полпредства СССР в Германии. В частности, первый советник полпредства СССР в Германии Тихомиров писал: «… «Новая Европа» мыслится как Европа под началом Германии и Италии. Сейчас уже набрасываются предварительные политические и экономические контуры «Новой Европы». Министр хозяйства Функ разрабатывает экономическую систему будущей «Новой Европы».

А. Гитлер приступил к реализации этого замысла не просто с тривиальной потребностью подчинить народы Европы германскому влиянию силой оружия, но исходя из принципа «понимания истории» и «естественного отбора» – двигателей его политической концепции. Основным для А. Гитлера было добиться, чтобы европейские соседи Германии видели в ней естественный центр политического притяжения. Путь Гитлера к этой цели целиком и полностью вытекал из его мировоззрения, основанного на перенесении исторических законов в жизнь человеческого общества. Любая европейская нация должна была доказать право считать себя пригодной для осуществления миссии объединения Европы.

Основной причиной неудачи А. Гитлера в деле объединения Европы является то, что Гитлер был своего рода «противоположностью» политики «классического типа» и, как следствие этого, был не полностью воспринят политической элитой Старого Света.

Гитлер говорил: «Я пользуюсь идеей нации, по соображениям текущего момента. Я знаю временную ценность этой идеи. Придет день, когда даже у нас в Германии мало останется от того, что мы называем национализмом. Над всем миром встанет всеобщее содружество хозяев и господ».

Форма выражения идей Гитлером оставляла желать лучшего, но отражала духовное состояние европейской цивилизации, ее страхов, комплексов и традиций. Так или иначе, но закостенелая в своих представлениях Европа оказалась неспособной уловить новые тенденции, выражаемые Гитлером, и вступила в борьбу не только с Гитлером, но, прежде всего, с новыми формами общеевропейского мировоззрения. Идеи были старые, но форма их выражения и средства, используемые для этого, оставляли далеко позади все прежние достижения политической мысли.

Английский философ, историк, аналитик, разведчик, публицист, лично встречавшийся с А. Гитлером, Арнольд Тойнби после войны писал: «Гитлеровское насильственное военное, политическое и экономическое объединение Европы было практическим ответом на ее самые насущные нужды… Великим несчастьем для Европы было то, что частью цены, которую пришлось уплатить за освобождение от нацистской тирании, оказалась утрата величайшего блага, принесенного этой тиранией».

После войны, уже без имени А. Гитлера, Европа пришла к тому же, о чем говорил этот человек – объединению. Политическая деятельность Гитлера-канцлера – это испытание европейских народов в их праве на существование как самостоятельных этнокультурных единиц в масштабах прежних границ. И европейцы сами, исходя из многочисленных интеллектуальных и духовных мотивов, увидели в Адольфе Гитлере и возрожденной им Германии силу, и оказались побеждены еще до того, как загремели залпы орудий. Гитлер, уловив слабость европейцев в самом начале своего восхождения, всячески демонстрировал образ «великой и сильной» Германии, не опасаясь войны и не проводя серьезной подготовки к ней на длительный срок.

По сути, А Гитлер, стремясь к консолидации народов Европы, оказался во главе тенденций времени, собирательным образом европейской тяги к объединению. Только он придал этому мистические мотивы, ощущение вселенской борьбы, рока и судьбоносности каждого дня в вопросе будущего Европы.

Вопрос состоит в следующем – сумели ли европейцы понять его мысли и замыслы, правда, иногда искаженные и затуманенные так свойственным европейскому сознанию того времени материализмом, дарвинизмом, расизмом и антисемитизмом, или они оказались на мгновение подчинены грандиозной манифестации мощи и духовного единства немецкого народа?

Это приводит к неизменному дуализму в оценке А. Гитлера – его антисемитизм, дарвинизм и материализм оказываются при рассмотрении тем интеллектуальным и духовным инструментом, с помощью которого он как политик достигал резонанса с умонастроениями эпохи, мог обрести звучание и придать динамику социальным процессам. Но кажущиеся узколобость и примитивизм Гитлера оказываются на поверку лишь духовным состоянием масс, а шире – всех европейских народов. Фактически не представляется возможным осуждать Гитлера за идеи, которые, во-первых, являлись лишь его инструментом в политике, а, во-вторых, сами были порождены духовной грубостью европейских народов.

Темперамент и характер А. Гитлера не позволяли ему в делах Европы прийти к сотрудничеству или пониманию законной роли политиков в процессе ее нового устройства. Он считал себя мессией, вызванном к «спасению» Европы, и как заметил Й. Фест в его биографии: «Он не мог делегировать кому-то призвание своей судьбы – история искупительного подвига Христа не знает фигуры вице-Спасителя».

Вследствие этого и будущее континента рассматривалось им с позиций того, что именно Германия станет центром притяжения всех европейских народов, а он (Гитлер) будет следить за разделением наций на «пригодных» и «непригодных» для создания монолитного «ядра» из тех, кто соответствует историческим «критериям».

На основании этого Гитлер в 1934 г. излагает Герману Раушнингу новый проект устройства Европы. По мысли А. Гитлера, в центре Европы должно было находиться «стальное ядро» – «выкованная в нерушимое единство Германия» вместе с присоединенными к ней территориями Австрии, Чехословакии, Западной Польши. В качестве монолитного блока она должна составить «прочный фундамент господства над Европой». Восточная Польша, Прибалтийские и Балканские государства, Украина, Поволжье, Грузия должны были быть объединены в зависимый от Германии «восточный союз» – «союз вспомогательных народов, не имеющих ни армии, ни собственной политики, ни собственной экономики».

По тому же образцу будут созданы: «Западный союз», объединяющий Голландию, Фландрию и Северную Францию и «Северный Союз» из Дании, Швеции и Норвегии. «Время «малых государств» миновало, – говорил Гитлер, – больше не будет никакого нейтралитета. Нейтралы окажутся захваченными силовыми полями великих (держав). Их поглотят. Все это не произойдет сразу. Я буду шаг за шагом, но с железной решимостью продвигаться вперед». Гитлер выдвинул, в своем роде, не только европейскую «доктрину Монро» (о невмешательстве неевропейских, «морских» стран в европейские дела), но и определенную концепцию будущего Евросоюза.

Немецкие геополитики, в частности И. Виншу, писали: «Континент имеет право на свое политическое и экономическое преобразование, на собственное, независимое определение своей судьбы. В этот процесс обновления не должна вмешиваться никакая посторонняя сила, никакой другой континент. Это собственное дело Европы, взывающей к другим континентам и возможным великим экономическим сферам: «Tua res agitur!». Таково позитивное европейское требование, которое можно было бы назвать доктриной Гитлера. И она заслуживает полного признания, как американская «доктрина Монро»».

В 1926 г. издаваемый в Германии журнал «Геополитика» изложил программные цели «цивилизованного» мира относительно России: «Россия – одна шестая часть мира – не стала еще ничьей добычей, и тем самым война не окончена. Романцы и германцы рассматривают Россию как будущую колонию. Ее пространства никого не пугают. Если кусок окажется для одного велик, он будет разбит на сферы влияния. Возможно, для России сохранят видимость независимости, но каждое из ее будущих правительств будет фиктивным, представляя собой лишь орган колониальных господ… Россия определенно вступит в новую стадию своей истории: она станет колониальной страной».

Как видно, новое политическое и экономическое устройство Европы виделось без участия России. Россия для Европы – это, прежде всего, источник сырьевых ресурсов, объект экономической экспансии и, самое главное, пространство, которое, будучи организованным согласно «европейским» ценностям, способно стать источником глобального противостояния США и остальным «морским силам». Это, в значительной степени, определяет и современные формы отношения «Единой Европы» к России.

Основные положения европейской «доктрины Монро» принадлежали немцам, но они были понятны всем европейцам, а история только подтвердила правильность и жизнеспособность выдвинутых идей. Политическая история Европы за последние 50 лет – это практическая реализация выдвинутых Гитлером и германскими геополитиками, а также частью европейской экономической элиты, планов «переустройства» континента. Сегодня оказались забыты истоки современного европейского политического устройства. Это, возможно, объясняется наличием «фашистского комплекса», присутствующего в сознании европейцев.

P.S. Мы намеренно опустили ссылки на приводимые источники. Если кто-то заинтересуется, мы с удовольствием их предоставим. Это часть нашей работы, написанной давно, но дорабатываемой постоянно. С Уважением.

Малыш,
Специально для Politikus.ru