Мифы вокруг операции в Сирии нужно отделить от реальных угроз

Операции российской армии в Сирии сопутствует множество предупреждений и пророчеств о том, что для страны это может плохо кончиться. Часть из них вызвана реальным беспокойством, часть не более чем пропаганда, которая, тем не менее, требует ответа. Именно поэтому уже сейчас стоит разобрать основные тезисы кампании «все пропало», отделив реальные угрозы от вымышленных.

Любая война – это крайняя мера, это действия, максимально обостряющие все противоречия и несущие большие риски. Эту банальность можно было бы не напоминать, если бы сразу же после начала операции российских Военно-космических сил в Сирии мы не услышали повторяемые на разные лады рассуждения о том, что «война – это плохо и опасно». Естественно – именно поэтому Россия на протяжении всей своей истории всегда очень неохотно первой применяла военную силу, прибегая к ней только в том случае, если не видела других возможностей защитить свои национальные интересы.

Точно так же и сейчас – прежде чем принять решение о начале военной операции в Сирии, верховный главнокомандующий не один месяц оценивал складывающуюся ситуацию. Вместе с ним в этом участвовали и члены Совбеза, и военные, и разведка – притом что война в Сирии идет уже четыре года, в Ираке – 12 лет, а халифат активно расширяется последние полтора года. Понятно, что к рассмотрению практической возможности военной операции России в регионе вряд ли приступили раньше, чем в начале этого года – до этого были основания считать, что для того, чтобы победить, Асаду будет достаточно военных поставок и помощи разведки.

В течение последнего года ситуация ухудшалась – что, естественно, ставило на повестку дня вопрос прямого военного вмешательства России, учитывая, что Дамаск о нем давно просил. Воевать или не воевать, решает Владимир Путин – но только очень наивные или сознательно искажающие реальность люди говорят, что это решение принимается им внезапно или произвольно. Сирия – не Крым, хотя и с Крымом варианты реакции на антирусский переворот в Киеве просчитывались заранее. Решение по Сирии было принято не только для достижения разнообразных целей – как тактических, так и стратегических – но и с учетом всех имеющихся рисков и при понимании всех возможных негативных последствий.

И Кремль будет делать все возможное для того, чтобы избежать их или хотя бы минимизировать. Все никогда просчитать невозможно, но при принятии решения Путин обладает заведомо более полной информацией – в том числе и о реальной позиции и вероятной реакции всех так или иначе вовлеченных в конфликт сил. Например, никто не знает, о чем он за несколько дней до начала операции говорил с президентом Турции Эрдоганом и королем Саудовской Аравии Салманом, лидерами двух ключевых соседних с Сирией стран (а также в сентябре были разговоры с тремя остальными соседями Сирии – лидерами Иордании, Ирака и Израиля).

Поэтому имеет смысл говорить не о том, что учел или не учел Путин – а о том, чем нас пугают и чего многие боятся. Каковы основные «засады»?

Первый тезис – шансов на победу у Асада нет, он обречен, мы пришли слишком поздно и не сумеем спасти ни его, ни даже единую Сирию. Поэтому сама операция по спасению доктора Асада и Сирии бессмысленна – если только мы не хотим тем самым поднять ставки в глобальной игре с США именно в данный момент. Но такая игра не стоит свеч, потому что мы рискуем, спасая неспасаемое, все глубже залезть в эту войну – то есть перейти от воздушной операции к наземной, отправить армию и попасть в новый Афганистан, Вьетнам и т. д.

Действительно, положение Асада очень тяжелое – армия истощена четырехлетней войной, большая часть территории потеряна, все возможные внутренние конфликты обострены, почти все соседние страны хотят его свержения. Сирия может никогда не восстановиться как единое государство, распавшись на несколько мелких национальных образований, или быть пожрана халифатом. Все это – вполне реальные варианты, и некоторые внешние игроки даже заинтересованы в том, чтобы Сирия исчезла как таковая.

Но шансы на восстановление Сирии существуют, и они вовсе не призрачные – и еще более велики шансы на то, что Асад благодаря нашей помощи сможет не просто сохранить власть, но и вернуть контроль над большей частью территории. Именно на это сделала ставку Россия – и ближайшие месяцы покажут, насколько мы были правы.

При этом риск эскалации нашего вмешательства не просто минимален, он отсутствует – и не надо говорить, что у войны свои законы. Кремль изначально осознает, что наша армия там не нужна – мы не хотим использовать сухопутные войска в боевых действиях за границей, тем более там, где это бессмысленно, кроме того, есть еще и религиозный фактор – и никогда не пойдет на это. Максимум, который можно предположить, – ограниченное участие подразделений спецназа в отдельных операциях, но даже это сейчас представляется практически невероятным.

Точно так же и со временем нашего участия в операции – Россия не собирается воевать в Сирии годами. Мы, собственно говоря, и вмешались для того, чтобы эта война не была вечной – и нескольких месяцев будет достаточно для того, чтобы убедиться в том, высокую или малую эффективность имеет наша авиационная поддержка сирийской армии. Вполне вероятно, что в случае успеха Дамаска уже к концу года вылеты нашей авиации могут быть прекращены. Или приостановлены – с тем, чтобы возобновиться в случае необходимости позже. Если же нам удастся добиться создания общей коалиции с США, Турцией и саудитами и начать действовать против халифата скоординированно со всех сторон – то вся военная операция может быть закончена в течение года.

Второй тезис – процесс переформатирования Ближнего Востока неизбежен, и Россия зря сопротивляется ему, все границы столетней давности падут, а мы со своим военным вмешательством станем врагом для всех, в первую очередь для суннитов. И вообще, втягивание нас в войну в Сирии – это ловушка, устроенная Америкой, которая хочет стравить нас с суннитами и устроить нам второй Афганистан.

Все ближневосточные границы искусственны – но вопрос в том, является ли их переформатирование в первую очередь стихийным процессом или провоцируемым извне? Да, сунниты в Ираке и Сирии воюют со своими властями в Багдаде и Дамаске, во главе которых стоят шииты. Но действительно ли мы имеем дело с новой суннито-шиитской войной, или это распад государств и провокации американцев привели к войне всех против всех, которую Вашингтон теперь подает как религиозную? Это сложные вопросы – в реальности есть сочетание и одного и другого.

С одной стороны, мусульмане в целом, сунниты в отдельности и арабы вообще стремятся к единству – на чем отчасти и растет халифат. При этом среди самих сирийских и иракских суннитов нет единства – кто-то хочет жить в национальных государствах Сирии и Ираке (при условии полноценного участия их представителей во власти), кто выступает за халифат, кто-то хочет, чтобы не было границ, но было единое светское или исламское (но не радикальное, типа халифата) государство. Сунниты разделены на племена и религиозные ордена, между которыми тоже нет единства. Еще есть множество ответвлений у шиитов, есть национальные меньшинства полуарабского происхождения (особенно в Сирии), есть курды, друзы, армяне и черкесы.

В общем, окончательно разделить Ирак и Сирию так, чтобы даже не все, а большинство были довольны, невозможно без еще большей крови – даже самый крупный разделенный народ региона, курды, могут получить свое полноценное общенациональное государство (а не только нынешний полунезависимый Иракский Курдистан) только через «труп» Турции. Ливан существует в полуразобранном виде четыре десятилетия – но существует. Ликвидация Сирии и Ирака с образованием на их территории воюющих государств приведет к краху Иордании, Саудовской Аравии и хаосу всего Ближнего Востока.

Но при этом нельзя недооценивать волю элит Сирии и даже Ирака к сопротивлению процессу ликвидации их государств – шансы на воссоздание этих государств существуют, особенно в том случае, если те их соседи, кто в этом заинтересован, вместе с Россией – а то и Штатами – помогут им в этом, а остальные внешние игроки не будут им мешать.

Россия сейчас играет против развала государств Ближнего Востока не потому, что она мечтает сохранить установленные Западом сто лет назад границы или хочет быть гарантом любого режима в регионе – но по причине понимания того, что хаос и постоянная война в регионе станет головной болью для нас, а не для США. Если обстоятельства и сам ход событий продемонстрируют, что энтропия в регионе непреодолима – Москва изменит тактику и будет выстраивать новую стратегию для влияния на Ближний Восток.

Насчет войны с суннитами – да, в этой войне Россия выступает союзником шиитских Дамаска, Тегерана и Багдада. Но наши отношения с арабами и исламским миром имеют уже достаточно давнюю историю – для суннитов, правивших Ираком до американского вторжения, мы долгое время были союзниками, так же как и для суннитских стран Магриба, вроде Ливии и Алжира, сейчас ничего не мешает дружбе суннитского Египта с Россией. Суннитские королевства Залива, конечно, могут сделать вид, что Россия участвует в религиозной войне на стороне шиитов – но для них самих суннитский халифат и суннитские исламисты представляют потенциально огромную угрозу.

Конечно, Штаты давно уже активно разжигают суннито-шиитскую вражду – но, прекрасно понимая это, Россия будет всячески противодействовать попыткам представить ее участником религиозной войны. К тому же наличие у нас собственного 20-миллионного суннитского населения – часть которого, как, например, суннит Кадыров, просто рвется воевать с халифатом – опровергает нашу антисуннитскую направленность.

В целом тезис о ловушке, которую устроят нам в Сирии США, один из самых популярных среди тех, кто выступает против нашей военной операции. Дескать, Штаты специально втянули нас в эту войну – вяло воевали с халифатом, а теперь только делают вид, что недовольны, на самом деле радуясь тому, что мы влезли в Сирию. Вот теперь Россия, во-первых, увязнет в долгой и кровавой для нее войне – почему это невозможно, объяснялось выше – и станет главным врагом мусульман, затмив в их сознании даже Америку и Израиль.

Тут же проводится аналогия с Афганистаном – ведь тогда Западу действительно удалось вылепить из СССР образ «врага правоверных». Правда, в те годы это влияло в основном на те страны, с которыми у Москвы или вообще не было отношений (как с Саудовской Аравией), или же они были достаточно напряженными (как с Египтом).

Но если коммунистический СССР еще можно было выдать за рассадник атеизма и губителя мулл (хотя в Афганистане Москва не занималась ничем подобным), то нынешнюю Россию очень сложно изображать как антиисламское государство. Тем более что ни о какой оккупации Сирии Россией и речи нет – притом что все помнят оккупацию американцами Ирака, видят американские войска в Афганистане и базы по всему Аравийскому полуострову.

Третий тезис касается внутренних угроз для России. Начиная от новой волны терактов, которые устроят нам то ли выдавленные из Сирии исламисты с российскими паспортами, то ли специально отправленные из халифата боевики. Причем эти теракты приведут к подрыву доверия к Путину, который будет усугублен потерей Донбасса в результате то ли украинской агрессии, то ли слива его Кремлем. Одновременно Запад ужесточит санкции, «у нас рухнет экономика», и все закончится народным бунтом или «оранжевой» революцией (в зависимости от симпатий алармиста).

Петр Акопов