В кого наши ракеты попали в Сирии: кто кричит, тому и больно

Если исходить из оперативности, с которой США и НАТО отреагировали на российские авиаудары по позициям ИГ, напрашивается вывод, что цель ударов была достигнута моментально (еще до оценки ущерба среди боевиков). А если судить по смысловому содержанию критики в адрес России, географии ее источников, объему фейков и газетных уток, то получается, что цель эта находится далеко за пределами территории Сирии.

С момента нанесения первых ударов в публичном пространстве развернулась дискуссия о смысле и необходимости этой операции. Вопросы и предупреждения звучат самые разные. Втянется ли Россия в наземную операцию, станет ли Сирия для России новым Афганистаном, что будет, если Россия начнет нести потери, укрепляет ли эта операция безопасность страны.

Подробно разбирается состав умеренной и неумеренной оппозиции Башару Асаду. Звучат названия многочисленных террористических (и не очень) группировок с полной раскладкой по количеству бойцов и вооружений. Военные эксперты размышляют о невозможности победы над Исламским государством с помощью одних авиаударов.

Вопросы все, безусловно, важные, размышления достойные, а предупреждения серьезные. Однако в пылу полемики за скобками остался основной вопрос, чего Россия добивалась самим фактом вступлением в боевые действия на территории Сирии.

Решения такого уровня не принимаются из расчета, а «что может произойти в случае, если…». Подобные вопросы всего лишь предмет для последующих обсуждений. Главным мотивом принятия поворотных решений всегда является неизбежность – необходимость предотвращения неблагоприятного сценария развития событий.

Это совсем не означает, что решения подобного рода носят спонтанный характер. Наоборот, они всегда вписаны в глобальную повестку дня, и являются ситуативной реакцией на обострившиеся глобальные вызовы, но готовятся они тщательно и заранее.

Если смотреть на события с этой точки зрения, то становится очевидным, что угроза терроризма не может быть причиной авиаударов. Хотя бы из тех соображений, что глобальный терроризм существует уже 15 лет, и за это время Россия ни разу не вступала в боевые действия с террористами за пределами своих границ.

Не может в полной мере быть такой причиной и газовый подтекст. Он, безусловно, существует, но опять-таки он существует уже 4 года, с момента подписания Тройственного меморандума между Ираном, Ираком и Сирией о строительстве газопровода к берегам Средиземного моря. Меморандум был подписан 25 июня 2011 года, после чего США стали вооружать умеренную сирийскую оппозицию и началась гражданская война.

Наиболее логичным выглядит предположение, что причиной стало желание сохранить государственность как таковую в Сирии. Особенно если учесть, что кроме авиаударов Россия еще и увеличила поставки вооружений сирийским правительственным войскам. К тому же США впрямую называют эту причину целью вмешательства России в боевые действия. США в данной ситуации выступает в роли потерпевшего, а значит, им веры больше. Правда, Вашингтон при этом персонифицирует государственность Сирии в личности Асада, что является первым признаком манипуляции.

Президент Сирии сегодня представляет единственную структурную силу, которая противостоит джихадистам, и он же выступает гарантом соблюдения меморандума по строительству газопровода. А то, что его зовут Башар Асад, дело десятое. МИД России, кстати, отстаивает именно эту (структурную) позицию. Правда, не упоминает при этом про газовый контекст, что было бы странно.

Противостояние (под видом демократизации) нового глобального правопорядка и национальных юрисдикций действительно заложено в основу глобального конфликта. А залп крылатых ракет из акватории Каспийского моря стал еще одной подсказкой относительно поводов и причин вступления России в боевые действия на территории Сирии.

Наблюдатели и эксперты быстро отреагировали на подсказку, и в публичном пространстве была артикулирована тема изменившейся конфигурации всей системы мировой безопасности. Военные аналитики взяли в руки циркули и стали рисовать круги на карте, обозначая, куда теперь может дотянуться «рука Москвы».

Все так и есть. Россия действительно сломала привычную для США картину военного превосходства НАТО на мировом театре возможных боевых действий. Но и этот вывод не описывает всю глубину тектонических сдвигов в системе мировой безопасности.

Для того, чтобы оценить значимость российских авиаударов и каспийского залпа, надо понимать, что силовое превосходство не является самоцелью, а вопросы безопасности неотделимы от вопросов политического и экономического устройства мира.

Свое право на демократизацию США объясняют наличием некой универсальной формулы (матрицы) процветания и благоденствия. Якобы в эту матрицу можно погрузить любое общество, не зависимо от ценностных основ, и это общество моментально станет богатым и счастливым. Однако матрица без ее носителей не существует, а любое макроуправление (формирование трендов) требует полицейского аппарата.

Вся эта конструкция идейно держится на постулате, что законы рынка безусловны и никак не связаны с представлениями о добре, зле и справедливости. Утверждение само по себе спорное. Но, даже согласившись с ним, следует признать, что помимо законов рынка, существует уголовное, таможенное и налоговое законодательство, которое без аппарата принуждения не работает.

Проще говоря, кто обеспечивает порядок, тот распределяет совокупную прибыль. За тезисом США об универсальности законов рынка (так называемая «деидеологизированная идеология») на самом деле скрывается предложения себя в роли главного регулятора мировой экономики, вернее, подтверждение статуса главного регулятора. И каждая бомбардировка силами НАТО Югославии, Ирака, Ливии или Сирии является всего лишь закреплением этого статуса за Вашингтоном.

К слову, в законодательстве всех странах мира зафиксирован приоритет международных норм права над национальными. Всех стран, кроме США, чье национальное законодательство претендует на экстерриториальность.

Спору нет. Единый рынок требует единых правил. Вопрос лишь в том, кто эти правила будет устанавливать, и контролировать их исполнение, ООН или США? Право применение силы будет формироваться инклюзивно (прошу прощения за модный термин) или единолично?

Эти вопросы были главными на последней генассамблеи ООН. Владимир Путин и Си Цзиньпинь говорили о необходимости общих усилий. Барак Обама говорил об эксклюзивном праве США на применение силы, и он имел на это все основания.

Авиаудары России высокоточным оружием по позициям Исламского государства в Сирии и каспийский залп лишили Вашингтон оснований не только говорить об эксклюзивности своих прав на применение силы, но и самого эксклюзива. Эксклюзива на установления общих мировых правил.

Автор: Леонид Крутаков