Европейский бизнес просит защитить инвесторов от санкций

Историк, публикующийся под псевдонимом «Дмитрий Зыкин», в недавно вышедшей книге «Как оболгали великую историю нашей страны» доказывает: поражения России в Японской и Первой мировой войнах — следствие не экономической слабости страны, не организационной немощи её вооружённых сил, а сознательного саботажа части верхушки страны, желавшей подняться ещё выше. Нечто вроде «бунта вторых секретарей против первых» — как называли начальный этап советской Перестройки — или «бунта миллионеров против миллиардеров» — как называли Первый Майдан в Киеве в декабре 2004-го. Рассказы же о бездарности командиров, плохом вооружении и снабжении, межнациональной и межклассовой розни — в основном порождение фантазии либеральных журналистов, с тех пор и по сей день настроенных антигосударственно.

Многое в этой теории мне кажется верным: так, идея поражения страны ради личной победы приходила в голову очень многим в истории — достаточно вспомнить имена победоносных полководцев Велизария (он вышел из простых солдат, так что его родословная неведома) и Альбрехта Венцеля Эузебиуса Виллемовича фон Вальдштайн (он же Валленштайн), попавших в опалу из опасения роста их влияния в армии (что привело к серии поражений Восточной Римской и Священной Римской империй соответственно). Или Алексея IV Исааковича Ангела, в 1203-м году призвавшего крестоносцев в Константинополь ради возвращения престола его отцу Исааку II Андрониковичу (он стал при Исааке соправителем, но в конце концов обоих свергли за попытку обложить страну дополнительным налогом для выплаты крестоносцам обещанной награды, и после пары месяцев правления других влиятельных деятелей крестоносцы провозгласили собственную Латинскую империю, продержавшуюся более полувека). Многое представляется правдоподобным, но требующим дополнительных исследований. А один мотив книги, на мой взгляд, представляет не только исторический интерес, но важен и с точки зрения нынешней экономики.

В книге приведена обширная и очень впечатляющая статистика успехов российской промышленности в последние полвека существования империи — с момента отмены крепостного права 1861.03.03 (здесь и далее все даты по григорианскому календарю). Практически все ключевые показатели её хозяйства росли с наивысшей в мире скоростью. Из этого следует очевидный вывод: страна была здорова, успешна, фундаментальные внутренние причины поражений отсутствовали. Значит, вся вина лежит на внутренних интриганах и их внешних партнёрах. В частности, в 1904–1905-м годах Россия боролась не только со сравнительно маленькой (хотя и стремительно развивающейся) Японией, но и с открыто поддерживающей её (и создавшей почти весь её флот) Британией, и со скрыто противостоящими чрезмерно быстрому конкуренту — а потому щедро кредитующими Японию — Соединёнными Государствами Америки.

Забавная историческая подробность. Британо-японский договор 1904.01.30 обязал каждую из империй поддерживать другую, только если та окажется воюющей более чем с одним государством. После нападения на Россию 1904.02.09 Япония была не вправе рассчитывать на полномасштабную помощь. Но сразу же войну Японии объявила крошечная (в ту пору — около полумиллиона человек) Черногория. Это автоматически дало Британии право сделать для Японии всё, что она сочтёт нужным, не опасаясь обвинений в нарушении мирового порядка. Россия же получила в помощь всего несколько сот добровольцев, сражавшихся отважно, но по очевидным причинам не изменивших соотношения сил (не говоря уж о том, что добровольцы вправе вступать в вооружённые силы любой страны независимо от состояния войны — наёмниками они считаются, только если получают содержание существенно большее, нежели граждане этой страны, находящиеся на аналогичных постах). Сколь мало сказалась на ходе войны позиция Черногории, видно хотя бы из того, что Портсмутский мирный договор 1905.09.05 подписали только Россия и Япония, а мир между Черногорией и Японией заключён в 2006-м году, когда об этой мелочи случайно вспомнили. Князь (с 1910.08.28 — король) Никола Миркович Петрович-Негош руководствовался благороднейшими побуждениями (и давней близостью государств и народов: так, его дочь Милица тогда была замужем за российским великим князем Петром Николаевичем, а дочь Стана — Анастасия — за сыном Марии Николаевны Романовой Георгием Максимиллиановичем Богарне, герцогом Лейхтенбергским; в 1907-м Стана вышла за великого князя Николая Николаевича). Но полувеком ранее публицист и литературный критик Дмитрий Иванович Писарев предостерёг: «Пусть наши благородные чувства не помрачают нашего проницательного ума». Что привело черногорского князя именно к такой форме проявления благородных чувств? Или — кто привёл?

Но никакие политические интриги не могут затмить вопиющее различие экономических потенциалов.

Российская империя была тогда в несколько раз богаче Японской — но военный флот Японии превосходил Первую Тихоокеанскую эскадру не только потому, что российский флот был в основном разделён между Балтийским и Чёрным морями, но и потому, что полноценной судоремонтной базы (не говоря уж о судостроении) не было ни во взятых Россией в аренду в 1898-м Порт-Артуре и Дальнем, ни даже в осваиваемом с 1860-го года Владивостоке. Для текущего ремонта корабли возвращались на Балтику, а на обратном пути успевали выработать заметную долю межремонтного ресурса. А пока на Балтике формировали Вторую Тихоокеанскую эскадру, блокированный Ляодунский полуостров вместе с Первой эскадрой пал, и даже соединённые Вторая и Третья эскадры, численно вроде бы почти равные японскому флоту, оказались разгромлены в Цусимском проливе. Книга уверяет: адмирал Зиновий Петрович Рожественский сознательно поставил вверенные ему корабли в проигрышное положение. Но, на мой взгляд, одной усталости после похода через три океана хватало для заметного ослабления наших моряков, а провести полноценные учения на походе Рожественский не мог опять же из-за ограниченности ресурса живучести основных агрегатов. Ремонтной базой на всём пути следования он не располагал. Даже стоянка на отдых была одна — на Мадагаскаре, принадлежавшем дружественной в ту пору Франции (там Вторая эскадра дождалась прибытия Третьей — под командованием Николая Ивановича Небогатова; ему выпала позорная роль — сдать в плен японцам корабли, ещё оставшиеся на плаву после расстрела у острова Цусима). Собственных же (или хотя бы арендованных) баз Россия не имела: Порт-Артур был первым опытом долгосрочной аренды.

Сходным образом обстояло дело и на суше. Накопление и снабжение сил всецело зависело от Транссибирской магистрали. Это уникальное транспортное сооружение — несомненная гордость российской техники, да ещё и построенная невероятно быстро. Но в ту пору магистраль была однопутной, а через Байкал поезда перебирались на пароме, всего по нескольку вагонов зараз: рабочее движение по Кругобайкальской дороге началось 1904.10.01, а полноценная эксплуатация — 1905.10.29. Поэтому российские войска на дальневосточном театре военных действий только к концу войны численно сравнялись с японскими, приобретя к тому времени (как я отмечал в статье «Проигрышное накопление сил. Японская война и сегодняшняя Украина») привычку к поражениям.

Между тем необходимость дальневосточной судостроительной базы и высокопроизводительной железной дороги от края до края империи была очевидна ещё за пару десятилетий до войны с Японией (так, ещё при участии России в подавлении — совместно с другими тогдашними великими державами — восстания «отрядов гармонии и справедливости» в Китае в 1899–1901-м годах главной сложностью для нас было как раз накопление и снабжение войск). Да и множество других — пусть не столь заметных — причин слабости тоже было известно задолго до того, как эта слабость (увы, объективная и справедливо отмеченная как современниками, так и потомками) привела к тому, что в двух войнах подряд напряжение страны оказалось слишком велико и обернулось попытками особо ушлых политикантропов мутить воду и ловить в ней рыбу.

Отчего же их не устраняли? Ведь построить двухпутную железную дорогу вовсе не вдвое дороже, чем однопутную: скажем, объём насыпей и выемок из-за откосов мало зависит от числа путей. Да и судоремонтный завод, хотя и несомненно сложнее мелких портовых мастерских, но столь выгоден в работе, что порт с таким заводом — источник громадного дополнительного дохода. И так по всему списку тогдашних российских слабостей: устранение любой из них требовало средств, ничтожных по сравнению с дополнительной пользой.

Неужели тогдашние лица, принимающие решения, не видели этой пользы? Но тогда критика в их адрес справедлива и нынешняя защита их в обсуждаемой книге ошибочна. Или, может быть, кто-то из них сознательно провоцировал ослабление страны — и тогда книга во всём верна? Словом, хочется повторить рефрен речи депутата Государственной думы Павла Николаевича Милюкова 1916.11.14: «Глупость или измена?»

Увы, есть причина куда опаснее глупости с изменой вместе взятых — бедность. Великая империя по меньшей мере с начала XVIII века испытывала почти постоянный дефицит бюджета и торгового баланса. Она то и дело брала займы то у собственных деловых людей (и отдавала их чаще всего передачей им права сбора какого-либо налога — откупом, что порождало тяжелейшие злоупотребления при сборе этого налога: в литературе второй половины XIX века откупщик — один из самых отвратительных типажей), то у иностранцев. Её промышленное развитие после отмены крепостного права критически зависело от зарубежных инвестиций. Ей просто не хватало денег на двухпутный Транссиб или дальневосточное судостроение (да и на полноценную фортификацию: Порт-Артур по первоначальному плану должны были укрепить куда лучше, и тогда он мог пробыть в осаде пару лет. Но из-за слабого финансирования значительная часть господствующих высот в окрестностях осталась без оборонительных сооружений и вооружения, так что их пришлось сдать почти без боя, и именно с них японцы долго и беспрепятственно расстреливали город, порт и блокированные в нём корабли; после доведения большей части кораблей до небоеспособности дальнейшая оборона утратила смысл).

Вина за эту бедность в значительной мере лежит на тогдашнем правящем классе. В отличие от британских или германских дворян российские вкладывали в промышленные или хотя бы торговые дела очень малую долю своих доходов — основное банально проматывалось. Даже после отмены крепостного права, когда постоянный источник дохода исчез, большинство дворян промотало доставшиеся им одноразовые выкупы, не думая о будущем благополучии.

Причины такой недальновидности можно обсуждать долго. Отмечу главную: наши дворяне считали участие в работе государственного аппарата своим неотъемлемым правом и потому твёрдо рассчитывали на казённое жалованье даже в случае полного разорения своих личных хозяйств. Об источниках же доходов казны даже в наши дни задумываются лишь немногие.

Итак, те в России, кто сочетал богатство и власть, по большей части не заботились о развитии хозяйства страны. Поэтому оно решающим образом зависело от инвестиций из-за рубежа. А там, естественно, прежде всего вкладывались в те отрасли, что могли дополнить уже имеющиеся производства или заменить то, что уже невыгодно развивать у себя: чем дороже рабочая сила, тем выгоднее повышать её квалификацию и использовать её в особо сложных делах, выводя сравнительно простые производства туда, где люди дешевле.

Вследствие ориентации на зарубежных инвесторов российское хозяйство развивалось не комплексно. Я уже не раз приводил пример: Франция охотно вкладывала деньги в российские железные дороги широтного направления, дабы мобилизованные русские войска поскорее попали на войну с Германией, но дороги меридиональной ориентации, необходимые для налаживания взаимодействия производственных комплексов разных регионов, нам пришлось достраивать уже в советское время. Но куда важнее, что наше станкостроение с каждым годом всё сильнее отставало от основных конкурентов и всё больше становилась импортная доля оборудования наших предприятий (при том, что первый суппорт — держатель резца — для токарного станка, перемещаемый механическим приводом по направляющим и тем самым обеспечивающий точность обработки, изобрёл придворный механик Петра I Алексеевича Романова Андрей Константинович Нартов), так что создавать новые производства мы могли только с участием зарубежных партнёров. Не развито было и приборостроение: например, на боевых кораблях не только в Японской, но и в Первой мировой войне гирокомпасы, дальномеры, даже бинокли — импортные. Паровые двигатели мы успешно делали сами, а с двигателями внутреннего сгорания дело не задалось: наша авиация летала на импортных моторах. И так далее.

Ориентация на зарубежье невыгодна даже в чисто коммерческом отношении. Покупаете изделие собственного производства — деньги за него останутся в стране, часть их вернётся в казну в виде всевозможных налогов. А при покупке зарубежного деньги уходят безвозвратно. В переводе с финансового языка на технический — своё производство использует все местные ресурсы, включая рабочую силу, тогда как импорт оставляет эти ресурсы неиспользуемыми, так что хозяйство в целом создаёт куда меньше, чем могло бы. Правда, техническая логика не объясняет, почему развиваться выгоднее за свой счёт, не ожидая инвестиций. Тут приходится возвращаться к логике финансовой: инвестор рассчитывает на прибыль, и если он зарубежный, то прибыль опять же уходит за рубеж — хотя бы частично. И это, как отмечено выше, оставляет страну без налогов, а местные ресурсы без использования.

Михаил Леонидович Хазин указал: зарубежные инвестиции заведомо ограничены. Если инвесторы рассчитывают на вывод части прибыли — они вложат лишь столько, чтобы валютных доходов (в рассматриваемый период — ещё и золотодобычи) страны хватило на выплату этой прибыли. Создавать же производства, ориентированные на экспорт, будут лишь немногие инвесторы — во избежание слишком болезненной конкуренции с собственными предприятиями. Поэтому суммарный объём производства, создаваемого на зарубежные инвестиции, заведомо меньше, чем можно было бы ожидать, глядя только на свободные средства, теоретически ищущие себе возможности применения.

От общих рассуждений обратимся к сравнительному эксперименту, поставленному самим ходом истории. Почти одновременно с отменой крепостного права в Российской империи в мире возникли ещё два больших и стремительно развивающихся государства. 1865.05.10 арестованы президент и члены правительства Конфедеративных Государств Америки, что восстановило единство Соединённых Государств (отдельные воинские части сражались до 1865.05.23). 1871.01.18 в Зеркальной галерее Версальского дворца по инициативе Пруссии, победившей Францию в кампании, начатой 1870.07.19, подписан договор о создании Второй Германской империи. На протяжении четырёх последующих десятилетий три державы развивались в сходных условиях. Причём РИ заметно опережала СГА и ВГИ по большинству показателей, перечисленных в книге. Но отставала от них по одному, там не упомянутому, зато суммарному, охватывающему сразу все стороны хозяйства, — доле мирового рынка: у них она росла быстрее. Таковы экономические последствия некомплексного развития.

Но в военное время куда важнее прекращение многих импортных поставок. Так, российская химическая промышленность развивалась в основном немцами — и постоянно нуждалась во многих реагентах немецкого производства: кто же создаст себе конкурента за свои же деньги! Понятно, война с немцами парализовала множество предприятий. Но и то, что зависело от союзников, зависло: им было жизненно важно чем поскорее нарастить собственные возможности, а о нашем производстве они заботились по остаточному принципу. Этого уже достаточно для объяснения большей части бедствий, постигших Российскую империю в последней её войне — безо всякой теории заговора.

Отчего же СГА и ВГИ развивались комплексно, сбалансированно? Оттого, что опирались на собственные средства, а не на зарубежные инвестиции.


Тогдашний опыт в полной мере учли большевики. Они при первой же возможности отказались от ставки на зарубежные инвестиции: концессионная система, развитая в середине 1920-х, свёрнута уже в первой пятилетке (1927–32-й годы). Даже западные (прежде всего — из СГА) кредиты, полученные в той же первой пятилетке, возвращены уже во второй, и после этого мы получали кредиты только для укрепления политических взаимоотношений или ускоренного развития отдельных отраслей. Так, договор 1939.08.23 о ненападении между Союзом Советских Социалистических Республик и Третьей Германской империей заключён только после договора 1939.08.19 о торговле. Причём выделенную ТГИ кредитную линию на 200 миллионов марок (по тогдашнему курсу чуть более 42,3 тонн золота) мы гасили поставками необработанного сырья и употребили на закупку образцов немецкой боевой техники для изучения и новейшего немецкого станочного оборудования для развёртывания новых собственных оборонных производств. Скажем, втиснуть в башню танка Т-34 длинноствольную пушку калибра 76,2 мм удалось благодаря немецким расточным станкам, способным в умелых русских руках обработать погон — опору для подшипника — башни диаметром в свету 1420 мм (а новая башня с пушкой 85 мм на погоне диаметром 1600 мм и башня танка ИС-2 с пушкой 122 мм на погоне 1800 мм получились уже на ленд-лизовских американских станках).

К сожалению, уже четверть века — с позднегорбачёвских времён — экономический блок российского правительства комплектуется исключительно людьми, свято верующими в неограниченность и благотворность иностранных инвестиций. Некомплексность развития их вовсе не волнует: чисто финансовая логика, лежащая в основе нынешнего извода либертарианской экономической теории (так называемых австрийской и чикагской школ), вовсе не рассматривает производственные процессы в целом и технологические цепочки в частности (я уже не раз публиковал в «Бизнес-журнале» избранные цитаты из основателя австрийской школы Людвига Хайнриха Артуровича Эдлера фон Мизес, кажущиеся убедительными многим бухгалтерам, но смешные для любого производственника, ибо в них очевидным образом нарушается логика технологических цепочек, где все звенья необходимо взаимосогласовывать). Если эта нетрадиционная экономическая ориентация сохранится, экономический блок ждёт судьба российского дворянства. Его-то не жаль, но ведь заодно он может и всю Российскую Федерацию привести к судьбе Российской империи…