Как островок старого русского мира выжил в Дебальцевском котле

На поселок Ольховатка упали сотни снарядов, но никто из жителей не погиб и не был ранен.

Уже год не утихают кровавые и чернильные дискуссии: имеет ли Россия и русский мир в целом отношение к Донбассу, моральные и исторические права на эти земли? И не поросло ли все быльем? Не поросло. В центре бывшего Дебальцевского котла живет немалая община русских староверов. Потомков первых переселенцев, осваивавших земли под Донецким кряжем и в Диком поле. Здесь Русь осталась почти нетронутой, такой же, как и была четыреста лет назад...

Как не банально звучит, в дорогу нас «позвало письмо» от староверов. Журналистика несколько раз сводила нас с этими удивительными людьми. С огромной общиной духоборов, бежавших из Грузии в Брянские леса, с переселенцами-староверами из Южной Америки. А в октябре прошлого года, мы вывезли из деревни Никишино женщину и последнего ребенка - десятилетнего Никитку.

В селе, стоящем на границе Дебальцевского котла, тогда начались страшные бои. Все жители давно ушли, а мать с сыном остались прямо на линии фронта. И это не метафора. Беженцы оказались староверами, и про эту историю узнали в общине:
«Дмитрий и Александр, доброго здоровья! Меня зовут Виктор Моногаров, давно хотел Вам написать. Никишино - это изначально хутор, называвшийся Ольховатские дворики и основанный выходцами из старообрядческого поселка Ольховатка, в восьми километрах от Никишино. Это большой старообрядческий казачий район (Ольховатка, Никишино, Круглик, Городище и частично Фащевка) с четырьмя церквями и тремя монастырями...»


В центре бывшего Дебальцевского котла живет немалая община русских староверов.
Фото: Александр КОЦ, Дмитрий СТЕШИН

Виктор Моногаров писал нам, что все месяцы оккупации в церкви ни на минуту не прекращалась молитва. Что их батюшка, со своим российским паспортом, не сбежал, а остался со своей паствой, хотя ему и угрожали не раз. И еще Виктор рассказал, что было явлено им чудо — сотни снарядов упали на Ольховатку, но никто не погиб, не пострадал, ни один дом не был разрушен. И есть объяснение этому чуду...

Во время февральских событий Ольховатка находилась в самом пекле Дебальцевского котла. Судьба ее могла стать такой же трагичной, как и муки села Никишино, которое было практически полностью снесено артиллерией. Разрезающим ударом ополчение разделило огромную группировку ВСУ на две части. Одна осталась в Дебальцево, другая — в Ольховатке. Предполагалось и не раз заявлялось, что украинские войска будут зубами цепляться за этот плацдарм, острым конусом врезавшийся в территорию ДНР. Никто не думал, что бравые «киборги» просто побегут, бросая в блиндажах своих собак и включенные фонарики. О том, что это не просто точки на картах и названия в сводках можно понять только проехавшись на машине. Это огромные территории с плодородными пахотными землями, уникальным природным ландшафтом, угольными шахтами... Дорога разбита так, что от тряски слетают клеммы с аккумулятора нашей машины.

Ольховатка действительно не очень похожа на фронтовые села, которые мы насмотрелись изрядно. Здесь нет изрешеченных заборов, нет печных труб среди куч мусора, здесь целые школы и засеянные поля, без оспин от минометных разрывов. Подъезжаем к церкви, которая стоит на речушке Булавин. Нас уже ждут. Телевизор среди староверов смотреть не принято. А вот Интернетом они пользуются — каждый сам для себя решает, что есть грех. И за событиями на фронтах они следили в том числе и по репортажам журналистов «Комсомолки». Познакомиться с репортерами приехали члены общины из Городища и Чернухино. Отец Александр, сразу поясняет свою политическую позицию.

- Дали власть убийцам, насильникам, крамольникам... Кровь, которая льется на Украине — это заслуга Януковича. По гроб жизни не смоется. Он сдал власть бандеровцам и всей этой сволоте. Попустил и уехал. Вы видели, во что совхоз Каменский превратили? А Чернухино? И это мы еще не все видели, в блокаде были, в оккупации.


Отец Александр: "Кровь, которая льется на Украине — это заслуга Януковича."
Фото: Александр КОЦ, Дмитрий СТЕШИН

Община не приняла новую-старую власть, и никто летом ВСУ хлебом-солью не встречал. Потому и спрашиваем:

- Не обижали вас тут украинские военные?
- Нет, так нельзя сказать. Нам, наверное, хорошие бандеровцы попались. Но в Редкодубье пять человек убили, в Никишино 12 человек, а нас — никого.

Вспоминают и другое:

- Мины они тут ставили везде. Их спрашивают: «Хлопцы, кто это все разминировать будет? А они говорят — ваши дети!».
- Тут полтавские солдатики были, - говорят нам женщины, все в белых платках. - Разутые, раздетые, в шлепанцах резиновых ходили зимой. Они стояли тут у нас по улочкам и отсюда били по Кировску, Енакиево, на Шахтерск доставали, на Чернухино. Смотришь — полетели ракеты на Никишино, потом на Каменку.
- На нас тоже они кидали с позиций между Ольховаткой и Дебальцево, - говорит прихожанин Сергей. - Мужики пошли к украинским артиллеристам, говорят им: «Что ж вы делаете? Здесь же нет террористов, сепаратистов». А им ответили: «Хай знают как по референдумам бегать да Путина звать». Профилактика у них такая. В Ольховатке, я считал, снарядов 100 разорвалось. И у нас практически нет разрушений!

Староверческая община называет это божьим провидением. Именно об этом писал нам Виктор Моногаров, в прошлом — офицер ВМФ:
«В 2010 году мы поставили три поклонных креста в память о земляках, погибших во всех войнах. С трех сторон оградили поселок, а вот с четвертой стороны - в Никишино (исторически мы - единое целое) - все что-то мешало. И после всех боевых действий в поселке не погиб ни один человек! Поневоле помимо однозначно Божьей помощи, вспомнишь Симонова: «Крестом своих рук ограждая живых...» Даже украинские военные (а среди них разные люди, сами знаете) в разговорах с местными поражались этому...»

Мать Виктора Татьяна Александровна — председатель церковного совета - ведет нас по церковному двору.

- На этом месте до 30 годов прошлого века у нас была церковь. Но ее разрушили, а священник продолжал выполнять требы. Кто-то доложил, что батюшка молится. В 37 году 8 июля его арестовали, увезли в Артемовск и 12 августа расстреляли. С тех годов священников у нас не было, только наездами. И теперь вот отец Александр есть. Он же у нас с Нижнего Новгорода, с российским паспортом, мог бы спокойно уехать на Родину. Но он всю оккупацию здесь провел. Была возможность ночью его вывезти партизанскими тропами. А он говорит: «Как молились тут, так и будем молиться». Я говорю, а если нас тут начнут давить... А он отвечает: «Мы же старообрядцы, говорит, зайдем в церковь, подпалим и сожжем себя». Так ведь нашелся один, который хотел батюшку сдать, бывший мой ученик. Я его так трепанула! Отстояли священника.
Принято считать, что староверы очень неохотно и редко пускают «никонианцев» в свои храмы и молельни. Это не так, мы убеждались несколько раз. Хотя боль и обида от раскола жива, как жива и древлеправославная церковь. Так уже промыслил и попустил Бог, и можно попробовать догадаться — зачем? Возможно, чтобы в бесконечном сравнении канонического и «обновленного» мы думали, проникая мыслью глубоко, не скользя по поверхности заученных молитв. Чтобы чаще оглядывались назад, в наше прошлое, пытаясь понять предков, неосознанно отождествляя себя с ними, вспоминая откуда мы, нынешние, пришли в 21-й век, из каких глубин истории явились.
И этот староверческий храм Покрова Пресвятой Богородицы был вновь отстроен на фундаменте, которому четыре сотни лет. И огибает его речка Булавин, названная так в честь давнего восстания казаков-старообрядцев под предводительством атаманов Булавина и Некрасова. Здесь, в этом месте, четыреста лет не прерывалась молитва. Когда храм сожгли, а улицу Староверовскую назвали улицей Калинина, молились в домах.


Староверческий храм Покрова Пресвятой Богородицы был вновь отстроен на фундаменте, которому четыре сотни лет.
Фото: Александр КОЦ, Дмитрий СТЕШИН

Храм скромен и беден убранством. А вот иконы древние, намоленные. Нам объясняют, что к иконам, к какой захочется, прикладываться не принято. Свечи из чистого воска, сколько стоят — известно лишь Богу, сколько можешь отдать. Особо подчеркивается: «Это храм, не супермаркет!». Службы длинные, да и сам храм четко разделен на две половины — женскую и мужскую. Алтарь, врата и иконостас — старого письма, из старого храма. Их выломали во время богоборческой кампании, собирались вывезти вместе с остальной храмовой утварью, но одна их прихожанок напоила атеистов-активистов, и врата спрятала. Удивительное в этой истории то, что у женщины не было рук от рождения.

Можно верить, можно нет, но врата перед нами, на своем месте, несмотря на все войны и гонения. От последней войны здесь тоже остался след — трещины на потолке храма. Сильно трясло землю от падающих снарядов, качало воздух, но ни один осколок храма не коснулся.

Татьяна Александровна, председатель церковного совета, учитель истории в местной школе, показывает нам черно-белые выцветшие фотографии мученика отца Федора. Справку из СБУ о его осуждении и расстреле, вырезка из журнала 1910 года с рисунком разрушенного позже храма, и старые фотографии прихожан. И мы понимаем, что люди, стоящие вокруг нас, выглядят так же, как и их предки сотню лет назад...


Ни один осколок этого храма не коснулся.
Фото: Александр КОЦ, Дмитрий СТЕШИН

- А у нас паспорт сохранился дедовский, - вдруг говорит нам Сергей. - Выдан в 1916 году. Там такой вязью красивой написано: «Территория Войска Донского». Все! И эти уроды прутся сюда за единую Украину. А ее тут никогда и не было. А мы были и есть.

Александр КОЦ, Дмитрий СТЕШИН