Беслан: трагедия, которую нельзя забыть

1 сентября исполняется 10 лет со дня совершения одного из самых жестоких терактов на территории России – захвата террористами школы в Беслане, в результате которого погибли 334 человека, из них 186 детей. Накануне годовщины трагедии в городе побывала обозреватель RT Надежда Кеворкова. Её специальный репортаж о тех людях, чьи жизни оказались расколоты на «до Беслана» и «после».

Смотритель

Касполату Рамонову 47. Десять последних лет он является смотрителем «города ангелов». Он не хочет называть это место кладбищем, хотя здесь похоронены 266 человек из 334 погибших в бесланской школе.

Его никто не назначал сторожем, не поручал этой работы. Он пришёл сюда хоронить свою старшую дочь Марианну и остался. Касполат знает наизусть все имена, все дни рождения каждого, кто тут лежит.

Его жена с тремя детьми пошла в школу 1-го сентября. Старшая дочь, сын Ирек и супруга оказались в заложниках. Старшая не выжила. Жена и сын были тяжело ранены.

«Иреку теперь 18, студент в Москве, учится в РУДН на экономиста, второй курс. Тогда ему было восемь, врачи еле вытащили», – говорит он. С сыном он провёл в больнице больше двух месяцев.

«Марианне было бы сейчас 25», – рассказывает мужчина. Старшая была его любимицей. Касполат сам закончил школу с медалью, работал на таможне, хотел, чтобы дети учились. А жизнь раскололась на «до Беслана» и «после».

«После» он научился думать не только о своём погибшем ребёнке. К нему на кладбище приходили матери и отцы, которые потеряли всех. Кто сам стал инвалидом и у кого дети искалечены. Приходили те, кто остался один. Он разговаривал с людьми, некоторых спас от тяжёлых психических состояний, уберёг, покормил. Получалось так, что многих отвозил домой. А потом снова возвращался на кладбище.

«Есть те, кто до сих пор не может в себя прийти. Есть те, кто забыл и живёт обычной жизнью», – говорит Касполат. Он знает, какие богатеи и чиновники приезжают сюда незаметно и потому, что душа требует, а кто приезжает по протоколу, с охраной, на бронированных машинах. Но он никого не осуждает: «Будь все хорошие, войн не было бы».

Во многих семьях за эти 10 лет родились дети. Вот и у него родилась дочка.

«Маленькая девочка у меня есть, семь месяцев ей. Много радости мне даёт. Может, ради неё и живу», – говорит смотритель «города ангелов». Но всё равно большую часть жизни он проводит здесь, среди могил и тех, для кого они – вся жизнь.

Сюда люди приходят каждый день, днём и ночью. Если к нему подходят, он с каждым общается.

«Люди приезжают со всей страны. Многие говорят, что тут не по делам и не отдыхать. Люди ездят сюда как в святое место – как в Иерусалим или в Ватикан. Приезжают из Канады, Италии, Испании, Китая, Японии. Турки были, иранцы…», – рассказывает Касполат.

Это редкое кладбище на Северном Кавказе, где христиане и мусульмане лежат вместе.

«Неправильно так разделять, – считает Касполат. – Здесь нет ни мусульман, ни христиан. Это дети. Чистые создания. А люди приходят все – и христиане, и мусульмане. Есть и среди христиан нелюди, есть очень чистые мусульмане. Со слезами приходят, со слезами уходят».

Из Ингушетии недавно приезжал глава республики Юнус-бек Евкуров. Надо понимать, что это значит для Осетии. Ведь большая часть тех, кто захватил школу, были по происхождению ингушами.

«Видел целые семьи из Ингушетии, старики приезжали, с детьми, с внуками, плакали. Мы здесь боль страны чувствуем, знаем, что в сердцах отзывается», – говорит Касполат.

Это важно, что он так говорит. Потому что не раз в Осетии мне говорили иначе: что люди чувствуют себя брошенными, преданными, забытыми.

«Говорят, в Москве народ чёрствый. А вот я с сыном пока в столице был, так к нам в Детскую клиническую больницу №9 каждый день три месяца по сто человек приходили. Помогали кто чем мог. Мы были окружены вниманием. Два бомжа однажды пришли. Они пахнут, сил нет. Плачут, протягивают две бутылки колы. Говорят – вот всё, что есть, примите от нас. Таксисты с меня денег не брали. «Вы с Беслана?» спрашивали… Как они догадывались только. Я вот такое видел отношение», – говорит Касполат.

Он и его семья никакой помощи не получили, хотя обещаний было много.

«Мне не нужно ни квартиры, ни денег. Мне это неинтересно. Жить есть где – и хорошо», – говорит Касполат. «Если кому-то хотите помочь, найдите этого человека и помогите ему. Из рук в руки. Иначе всё это куда-то пропадает, все эти сборы денег, счета – всё это напрасно».

Жестокая память, но она должна быть

Наташа Сацаева работала медсестрой в роддоме. 1 сентября она пришла со своими тремя детьми в школу. Тамерлану было 6, младшим – 2 и 3 года. Все попали в заложники. Когда начался штурм, ей в голову попал осколок, она была без сознания. Сын выбежал, стал звать на помощь. Наташу и девочек чудом вынесли из огня на руках. Наташа два месяца была в коме, ей сделали операцию в Москве, но осколок прошел из лобовой части в затылочную. С тех пор она не может ходить.

«Помощь нам выдали единовременно (около 50 тыс. рублей, в то время это было около $2 тыс.), и потом ещё что-то поступало, но все деньги ушли на моё лечение. Теперь помощи нет. Наш папа сидит рядом со мной – ухаживает за мной и детьми. Все живем на мою пенсию по инвалидности – а это 14 тыс. рублей в месяц», – Наташа не жалуется, просто говорит о том, как есть в её жизни.

Об организации «Матери Беслана» она хорошего мнения.

«В Сочи меня возили в санаторий. Месяц там пробыла. В этом году меня в Крым отправили на 30 дней, на лечение. Одна я ехать никуда не могу, дали мне в сопровождающие соцработника. У нас у всех есть официальное свидетельство, что мы были в заложниках. Девять лет подряд детей возили в Хорватию на море на две недели. До нас очередь сейчас дошла. Младшая в первый раз в этом году съездила, а старшая не захотела», – говорит Наташа. Программа с Хорватией закончилась. Они надеются, что детям Беслана сохранят льготы при поступлении в институт.

«Соседи навещают, с работы приходят, никто в стороне не остался, но сейчас у всех времена нелёгкие», – считает Наташа.

Старший сын Тамерлан поступил в колледж, учится на программиста.

«Тамик с компьютером дружит. А вот дома у нас компьютера нет – сгорел», – говорит Наташа.

«Мусульмане здесь совершенно ни при чём. Те, кто школу захватил, все были наркоманы, это же было видно, кто они такие, они с нами грубо обращались, три дня ни воды, ни еды не давали», – вспоминает она.

«Эти дни никогда не забудутся. Жестокая эта память, но она должна быть. И школа должна оставаться такой, какая она есть. Чтобы помнили. Я была два раза там, в школе. На душе там очень тяжело. Но надо сохранять её».

Я не хочу ничего забывать

Зауру Абоеву тогда было 15 лет. Он шёл в 11 класс. На плечах у него была девочка-первоклашка в белом фартучке и с цветами. Он стоял на линейке близко к дверям. И попал в число заложников одним из первых.

«Подумал, что какие-то учения. Даже мыслями это трудно назвать», – говорит Заур.

У него сложилось в жизни всё хорошо. Он даже ранен не был – взрывной волной его выбросило в окно. А вот у его двоюродной сестры ребёнок не выжил.

«За три дня в заложниках мы все так сблизились, стали как одна семья. Я старался перемещаться по залу, узнавал, как у всех дела, старался разговаривать с теми, кому было трудно. Примерно за полчаса до взрыва эти люди, кто нас захватил, велели всем детям слезть с подоконников. Я стал их снимать. Пошёл слух, что нас сейчас выпустят. И тут взрыв. Шоковое состояние. У меня, видно, рот был открыт, поэтому перепонки не лопнули. Внезапно стало душно, жарко, все посыпалось. Я стою один. И вижу только, что все лежат. Второй взрыв – меня, видимо, волной выбросило. Я снова понимаю, что я снаружи. И тоже никого. Я один. И такая тишина вокруг», – вспоминает Заур.

Заложникам боевики говорили, что они никому не нужны, что никто ими не занимается.

«Мы так и считали. Я тогда подумал, что мама, наверное, в банке, надо идти к ней. Потом вижу – майка грязная, я весь в грязи, в пыли, неудобно так идти к маме на работу», – смеётся Заур. И тут он увидел милиционеров, люди побежали к школе.

Из старшего класса в школе оказались всего три человека. Остальные стояли с другой стороны двора и смогли убежать. Одна из его одноклассниц погибла: когда убегала, осколок ранил её насмерть.

После школы он уехал в Санкт-Петербург, шесть лет учился там. Теперь вернулся в Беслан.

«В Питере я ходил на все эфиры, посвященные Беслану. Я считаю, что мы, кто выжил, должны эту память хранить. Я не хочу ничего забывать. Я хочу помнить последние слова тех, кто погиб, их лица», – говорит Заур.

Теперь ему 24, он работает на двух работах, на одной даже дослужился до замдиректора. Ищет невесту.

«Когда посидишь на перекрёстке двух миров, то грустить нет времени. Я христианин. Я уважаю каждую веру. Нет у меня неприязни ни к мусульманам, ни к ингушам. Хотя я ни с одним ингушом не знаком. Боевики эти были не только ингушами. О политике мне сложно судить, тем более, что есть те, кто понимает политическую основу всего, что случилось. Первого сентября я обязательно пойду к школе. Неуважительно и нечестно забывать. Я здоров. И я должен говорить о том, что случилось», – сказал Заур.

Захват школы - как это было

Утром 1 сентября 2004 года группа боевиков захватила в заложники детей и учителей школы №1 Беслана, небольшого города в Северной Осетии. В заложниках оказалось около 1200 человек. Боевики потребовали прекращения войны в Чечне и вывода войск с территории республики. 3 сентября в школе произошёл взрыв, после чего начался штурм здания. 334 человека погибли, из них 186 детей, 17 учителей и 12 сотрудников силовых структур. Свыше 800 человек были ранены. Количество боевиков разнится от 28 до 33. Все они погибли, кроме одного – Нурпаши Кулаева. Он был арестован и приговорен к пожизненному заключению.