К убийству Немцова: эта картинка не для нас, а для западного пользования

Смерть человека – тем более преждевременная, тем более насильственная, как это случилось с Борисом Немцовым, – это горе для семьи и друзей. В первую очередь.

И даже если мы подозреваем в этом убийстве политическую подоплёку и политическую провокацию, то горе близких и христианское сочувствие остальных – это практически единственное, что в данном конкретном преступлении имеет внутрироссийское значение. По крайней мере, с точки зрения ближайших целей, которые преследуют инициаторы и исполнители провокации. Нам приходится говорить об этом, потому что сам Немцов избрал такой род деятельности, что был публичной персоной при жизни, остаётся ею и сейчас.

...Обстоятельства и декорации преступления – ровно такие, что практически не остаётся сомнений: человека убили для медиа-картинки.

Полночь. Не больно многолюдно. Самый центр Москвы. Самое неудобное место для «криминального сведения счётов»: через 500 метров начинаются закоулки Замоскворечья, более сподручные для тёмных дел. Зато выбранное место идеально для художественной выразительности и политической демонстративности.

Обратите внимание на снимки и видеокадры с места преступления: тело убитого, Кремль, собор Василия Блаженного... Это то же самое, что Эйфелева башня и Париж, Бранденбургские ворота и Берлин, статуя Свободы и Нью-Йорк, «Биг Бен» и Лондон... Это чуть ли не единственная картинка, которая без единой лишней ремарки указывает не просто на место действия – указывает на самые рефлекторно известные символы российского государства и власти.

И эта мизансцена выстроена не для нас – мы что, Кремля не видели? Зато это оптимально усваиваемая картинка для западного потребителя медиа-продукта. Вот для него-то мизансцена и выстроена.

Зачем? Мы с вами уже говорили об этом по следам летней истории с малайзийским боингом. Повторим тезисно.

В условиях объявленной холодно-экономической войны и в преддверии требуемых от него жертв западный обыватель не должен расслабляться. Напротив, он должен постоянно возбуждаться – в частности, на леденящие кровь ужасы «русского мордора», изложенные в слоганах типа «Путин убил моих детей» или «Путин убил конкурента на Красной площади». Такой набор мантр, по инструкции, поддерживает на должном уровне «образ врага», прокладывает коридорчик к следующим «ужасам из русского мордора» (таковые, естественно, воспоследуют в ассортименте) и, в конечном итоге, приучает обывателя к неизбежности жертв с его стороны во имя демократии или ещё чего скажут.

То есть этот участок фронта информационной войны – он не для нас, он для своих, это тыловое обеспечение и заградотряды вероятного противника.

Против нас эта истерия направлена по касательной и, в общем, случайно – ровно в той степени, в какой наша сертифицированная столично-медийная публика добровольно готова принимать эту истерию близко к сердцу. Причём независимо от того, за какой набор лозунгов – «патриотический» или «общечеловеческий» – тот или отряд публики получает сегодня гранты. Это же просто работа, сегодня одна, завтра другая...

Так вот. Можно уже отстать от ушедшего человека и от любивших его людей. Можно перестать возбуждать в себе общенациональное покаяние и пугать нормальных людей призывами к капитуляции. Нам и без того забот хватит: теперь-то уже нет сомнений, что для нас картинок тоже приготовили выше крыши – и на 1 марта, и на любой другой день.

Андрей Сорокин