Конец интервенции

17 сентября 1939 года начался поход Красной армии в Западную Беларусь, насильственно присоединенную к Польше в результате Рижского договора.

ТЕПЕРЬ трудно представить, особенно молодежи, что до 17 сентября 1939 года западный рубеж Беларуси проходил не за Брестом, а всего в сорока километрах от Минска. Именно в этот день Красная армия начала поход, соединивший белорусов, оказавшихся по разные стороны границы в результате войны, которую теперь называют польско-советской. Кое-кто, особенно за Бугом, тот поход называет «ножом в спину польской армии, которая под руководством маршала Эдварда Рыдз-Смиглого дралась с гитлеровцами». Но историки точно знают, что к тому дню Рыдз-Смиглый уже никем не командовал, а вот что касается «ножа в спину», то о нем стоит поговорить отдельно. Если на то пошло, первый такой удар был нанесен как раз польской армией, притом сразу нескольким молодым государствам — белорусскому, литовскому, украинскому — в первые месяцы и годы их становления. 1 января 1919 года была провозглашена ССРБ — Советская Социалистическая Республика Белоруссия — так она поначалу называлась. В феврале 1918 года было заявлено об образовании Литовской Республики, в ноябре 1917-го — УНР — Украинской Народной Республики. Но в Варшаве предпочли действовать так, словно ни в Минске, ни в Киеве, ни в Вильно, ни даже в Москве никакой власти не существует.

ПОСЛЕ Первой мировой войны западные страны решили восстановить польское государство на сугубо этнических принципах, включив в него только те земли, на которых «польское население бесспорно преобладает». Однако новые польские власти стали претендовать на все территории, которые до разделов в конце XVIII века входили в состав Речи Посполитой, обоих Народов, состоявшей из Королевства Польского и Великого Княжества Литовского, Русского и Жмудского. О возрождении независимой Польши возглавивший ее Пилсудский 16 ноября 1918 года уведомил все страны, кроме России и других заявивших о себе республик к востоку от Западного Буга. В то время с германо-российского фронта, который был на линии Полоцк — Орша — Могилев, уходили немецкие войска, поскольку в Германии тоже случилась революция. Освобождаемые территории занимали советские части. В Минск они вступили 10 декабря 1918 года, в Пинск 24 января 1919 года, 28 января пришли в Гродно.

Однако 30 декабря 1918 года Варшава вдруг заявила Москве, что «наступление Красной армии в Литве и Беларуси является агрессивным актом» в отношении Польши, поэтому «польское правительство будет готовиться к защите территорий, заселенных польской нацией». Москва ответила, что ее войска нигде не вступили на территорию, которая могла быть «рассматриваема как принадлежащая Польской Республике», но Варшава двинула свои части и дивизии на восток, и 9 февраля 1919 года они заняли Брест, 2 марта — Слоним, 5 марта — Пинск, затем Лиду, Барановичи, Лунинец. Дипломатические ноты, поступавшие из Москвы с предложением мирно урегулировать спорные вопросы, замалчивались. Газету «Пшелом», опубликовавшую одну из них, закрыли. Не был дан ответ и на совместную ноту руководства советской Литвы и Беларуси, в которой тоже содержался протест против «попытки со стороны Польской Республики насильственным путем разрешить территориальные споры». Польские войска тем временем оккупировали Минск, Борисов, Молодечно, Бобруйск, Калинковичи, Мозырь и к 1 июня 1920 года уже стояли у Речицы и Верхнедвинска.

ЭТО возмутило даже западные страны. Особенно в резких выражениях отзывался о «польском империализме» британский премьер Ллойд Джордж, а его министр иностранных дел лорд Керзон советовал «удерживать свои притязания в разумных пределах, не стремясь поглотить народности, не имеющие с Польшей племенного родства и могущие быть лишь источником ее слабости и распада». Однако в Польше активно формулировались концепции, обосновывавшие претензии Варшавы на земли чуть ли не до Смоленска и Киева. Ведущим в этом процессе был «главный идеолог польского национализма», как пишут польские энциклопедии, Роман Дмовский. В нынешней Варшаве ему поставлен памятник, в разных городах его именем названо шестнадцать площадей, восемнадцать улиц и два моста. Главным в его подходе являлось утверждение о цивилизационном превосходстве поляков над всеми, кто живет к востоку от Буга. Еще в марте 1917 года в «Памятной записке о территории польского государства…» он убеждал британское правительство, что в отрыве от поляков говорить о какой-либо культуре и цивилизованности на наших землях вообще невозможно, и только «польское меньшинство, многочисленное или нет, представляет там богатство, культуру и прогресс». Белорусский же деревенский народ вообще «находится на очень низком уровне просвещения и не высказывает сформулированных национальных устремлений».

В его «Мемориале о территории польского государства», направленном президенту США Вильсону, Виленщина, Ковенщина, Гродненщина, Минщина, Витебщина, Могилевщина тоже названы «давними территориями польского государства». О белорусах сказано, что они «представляют элемент расово абсолютно инертный», более того, что «нет среди них никакого национального движения; а также даже начал белорусской литературы», хотя к тому времени в полный голос заявили о себе Янка Купала и Якуб Колас, Франтишек Богушевич, Дунин-Марцинкевич, Максим Богданович, Алоиза Пашкевич (Тётка), Алесь Гарун.

В «Записке начальника политического отдела департамента восточных земель Свеховского об основах польской политики на литовско-белорусских землях» от 31 июля 1919 года тоже сказано, что «мы должны будем констатировать… необходимость отрыва всех земель Великого Княжества Литовского от России…» О белорусах — пренебрежительно: «наиболее неопределенный элемент». На конференции в Париже граф Лубеньский — крупный польский помещик в Беларуси, говоря о границе, указывал, что «наша линия… идет вдоль реки Двины, на определенном расстоянии от нее, сворачивает за Витебском к югу, направляется к реке Сож и соединяется с Припятью… За ней расположены самые значительные железнодорожные узлы, а именно Витебск, Орша, Жлобин, Гомель, т.е. вся коммуникационная железнодорожная сеть, которая представляет собой основу безопасности Польши». Плюс — «ценный лесной массив» вдоль Припяти. Эта территория «может служить колонией, дающей важное сырье». Фактически все солидаризировались с Пилсудским, который заявлял, что «белорусы — это ноль».

Территориальные «аппетиты» разгорелись настолько, что «линия 1772 года» в протоколе заседания правительства Польши по обсуждению основ мирных переговоров с Советским правительством была обозначена как «минимальный вариант требований Польши». Это вызвало непонимание в западных странах, совсем не симпатизировавших Советам. Как доносил из Лондона польский посланник Сапега, «условия мира, выдвинутые Польшей, английское правительство считает безумием, а в случае их принятия Советами — угрозой войны в будущем…»

А В ЭТО время на оккупированных белорусских землях польские военные показывали, «кто в доме хозяин». Глава правительства Литовско-Белорусской Советской Республики В. Мицкевич-Капсукас извещал европейские страны, что «повсюду… расстрелы, повешения, порка до смерти, варварские истязания и пытки… Еврейское население почти повсеместно истребляется; заподозренные в близости к советской власти расстреливаются или вешаются на месте. Тюрьмы переполнены, заключенные содержатся в таких условиях, что медленно умирают… После погромов в местечках Гродненской области… прошли погромы в Пинске, в Лиде, унесшие сотни жизней, погромы в Вильно, унесшие около двух тысяч жизней. Еврейская община города Вильно опубликовала в виленских газетах заявление: много невинных евреев из мирного населения, не имеющих абсолютно ничего общего с борьбой польских войск с большевиками, перебиты без всякого следствия и суда, сотни невинных евреев без различия пола и возраста зверски избиты у себя дома или на улице, тысячи еврейских квартир разграблены…»

Во второй день июня 1919 года в советской ноте правительствам стран Антанты сообщалось, что польские войска, оставив белорусский Борисов, уже с другого берега Березины подвергли его такому уничтожающему артиллерийскому обстрелу, что превратили город в груды дымящихся развалин. В огне погибли многие сотни людей, а десять тысяч населения оказалось без крыши над головой.

Та война закончилась в 1921 году Рижским договором, по которому почти половина белорусских земель была прирезана к Польше. О его несправедливости красноречиво свидетельствует тот факт, что западные страны два года его не признавали. Формально по нему Польша брала обязательство строго блюсти интересы национальных меньшинств, за белорусами признавалось право на самостоятельное политическое, культурное, экономическое развитие. Но к марту 1923 года из 400 существовавших белорусских школ было закрыто 363. В 1938/1939 учебном году в Западной Беларуси оставалось всего пять польско-белорусских школ и одна гимназия. То же произошло с белорусскими учреждениями культуры и общественными организациями. Неприкосновенность частной собственности, закрепленная в Польше в 1921 году, не распространялась на восточные окраины Речи Посполитой, на которых, по словам министра внутренних дел Польши пана Перацкого, через полвека не должно было остаться даже белорусского запаха…

Такова история первого «удара в спину»…

Яков Алексейчик